Последующий месяц пролетел стремительно. Днем ребята учились, потом собирались вместе и показывали, кто что отрепетировал. Составляли график выступлений, подбирали стихи для Алика и песни для Виктора, девушки взялись сшить костюмы для Азамата и его друга. Жизнь кипела и бурлила, и Стас окончательно перешел на четыре часа сна в сутки, и то, не каждые. "Закончим – отосплюсь" – говорил он себе, надеясь обмануть организм. Сразу после проведения "благотворительного вечера" должна была начаться сессия, следовательно, ни о каком "выспаться" не могло быть и речи.
Проблемы начались примерно через две недели. Сперва Алиса неудачно поскользнулась на мокрой лестнице и сломала ногу. Вике предстояло выступать одной – а значит, буквально за десять дней переделать и отрепетировать танец по-новому. Через неделю Галль начал ужасно хрипеть и кашлять – простудился. Сумеет ли он выздороветь к концерту и петь, было пока что неизвестно. Потом Азамат принес нерадостную весть – рапиры в клубе им не дадут, надо доставать где-то еще. У приятеля Зулкарнова была своя рапира, но нужно-то было две…
Смета росла, медленно подползая к отметке в тысячу евро. Стас нервничал, недосыпал, весь осунулся, его успеваемость снизилась – он не успевал подготовиться к занятиям, а на парах то и дело вырубался.
Вот и вчера – чувствуя, что сил уже нет ни на что, он лег спать в час ночи, планируя встать в пять или шесть и закончить то, что не успел с вечера. Но измученный организм проигнорировал будильник, и Ветровский не только не успел сделать то, что должен был, но и опоздал на пару. Сегодняшний же день был цепью закономерного невезения, и юноша только надеялся, что на звонке Женьки оно закончится.
Поежившись от порыва холодного ветра, бросившего в лицо пригоршню дождевых капель, Стас в который раз задумался о программе вечера, до которого оставалось всего восемь дней, и мысленно принялся переставлять и растягивать номера так, чтобы закрыть образовавшуюся дырку. Алфеев звонил, чтобы сообщить очередную печальную новость – родители Андрея Истарцева узнали о мероприятии, благотворительности, и прочем, и категорически запретили сыну ввязываться в эту "секту", а парень слишком от них зависел, чтобы настаивать на своем.
"Завтра окажется, что костюмов нет, рапиры в прокат взять нельзя или что-нибудь еще в том же духе", – тоскливо подумал Стас, и тут же себя одернул: все получится! Все просто обязано получиться!
Темнота и мерзкая погода быстро разогнали прохожих по домам. Ветровский дрожал, уже не пытаясь кутаться в мокрую куртку, и только прибавлял шагу, надеясь согреться хотя бы так. До дома оставалось меньше километра, и в мыслях юноши уже прочно поселились кружка с дымящимся чаем, теплый плед, и подключенный к интерсети ноутбук. Свернув во двор, Стас ускорил шаг, чуть ли не переходя на бег, и подумал, что будь на пути поменьше луж, последний километр он мог бы и пробежать.
Темные, мрачные дворы остались позади. Еще двести метров по переулку, потом пересечь большой внутренний двор тридцатиэтажного жилого комплекса, построенного пару лет назад, и еще триста метров по набережной. А там – дом, и чай, ноутбук, плед…
Мечтам Стаса не суждено было сбыться, по крайней мере – так скоро.
Вывернув в переулок, он сделал несколько шагов, едва не наступил в очередную лужу, осторожно прошел по узкой кромке поребрика, посмотрел вперед…
…и застыл словно парализованный, не веря своим глазам.
На мокром асфальте лежал, нелепо откинув правую руку, мужчина. Над ним стоял… Крылатый человек! Высокий, длинноволосый, обнаженный по пояс, с блестящей от дождя кожей и огромными крыльями, одно из которых было чуть отведено в сторону, а второе касалось груди лежащего.
С губ Стаса сорвалось сдавленное ругательство.
– Какого…? – прохрипел он, неверяще глядя вперед.
Коста замер, глядя на стоящего в полусотне метров подростка, взирающего на крылья с загипнотизированным видом, и в который раз удивился странному приказу. Зачем, для чего, почему?
"Подождите, Кейтаро-дону, я до вас еще доберусь и обо всем спрошу" – подумал он – и тут же усмехнулся нелепой мысли. Знал, что не спросит ничего того, чего старик не позволит ему спросить.
Но нужно было заканчивать. При мысли о том, что он должен сделать, скулы свело от ненависти к этому миру, к собственной судьбе и, в первую очередь, – к самому себе. Но нарушить приказ Кейтаро крылатому не могло даже в голову прийти.
– Прости, парень, – неслышно шепнул он ошарашенному мальчишке, который еще не понимал, что происходит, кто лежит на мокром асфальте, и как теперь обернется его жизнь. Шепнул – и ударил лежащего крылом. Быстро, четко, сразу в сердце. Без боли.
Резко вскинув голову, Коста "заметил" свидетеля.
Удивительное существо – человек ли? – странно дернуло крылом. Дрогнула грива длинных волос, человек (если это был человек) поднял голову – и увидел его.
Юноша дрогнул, когда крылатый сделал шаг в его сторону, расправляя перья, отливающие стальным отблеском в тусклом свете луны. Глянцево блеснули капли воды.
– Подождите! – воскликнул Стас. – Подождите, я…
Ждать крылатый не стал. Развернул во всю ширь гигантские крылья, оттолкнулся от асфальта и взлетел, слегка задев крылом фонарный столб – раздался неприятный скрежет металла о бетон. Ветровский зачарованным взглядом проводил удаляющуюся фигуру, затем ошалело уставился на столб, украшенный глубокой бороздой.
Только секунд через тридцать он вспомнил о лежащем на асфальте человеке. Осторожно подошел, присмотрелся…
По безлюдному переулку разлетелся страшный, отчаянный мальчишеский крик. Стас упал на колени, сжал в пальцах мягкую, безвольную руку, трогал застывшее лицо, тряс за плечи и кричал, кричал, кричал…
Откуда-то появились люди, завыла сирена, кто-то попытался отвести Стаса от тела, но он вцепился в эту руку, переплел пальцы со своими, сжал так крепко, будто отпустить ее означало признать факт смерти, а пока сплетены пальцы еще не все потеряно…
Подошел человек в светлой форме, посмотрел, выругался, помянув родственников "того кретина", который не способен отличить труп от раненого и дергает усталых врачей на ложные вызовы в такую непогоду. Ему ответили что-то про какого-то мальчика, но Стасу было все равно.
Что-то кольнуло в шею, над воротником куртки. Ветровский дернулся, даже оглянулся – и с тупым равнодушием проводил взглядом пневмошприц. Мир подернулся сероватой завесой, потерял немногочисленные дождливые краски, эмоции поблекли, словно карандашный рисунок, по которому провели ластиком. Стало тупо, безразлично и непонятно, да и желания понимать – не было. Кто-то снова взял его за руку, отвел в сторону – Стас покорно подчинился. Он стоял и смотрел, как тело грузят на носилки, как застегивают скорбный белый мешок, как уносят в машину и захлопывают дверцы…
Потом подошел краснолицый мужчина в полицейской форме, задал вопрос – Стас его не понял. Краснолицый повторил – громче и экспрессивнее. Кажется, он о чем-то спрашивал. Стас на всякий случай помотал головой. Мужчина задал еще несколько вопросов – Стас продолжал мотать головой, в этом забавном однообразном действии вдруг открылся некий вселенский смысл, он мотал головой и тихо смеялся, по щекам градом катились слезы вперемешку с каплями дождя. Краснолицый продолжал свои вопросы, Стас продолжал мотать головой. Кажется, краснолицему это не понравилось – он вдруг размахнулся и ударил Стаса по щеке ладонью. Стас удивился, и ударил нападавшего в ответ. Тот что-то зарычал, и Стас ударил еще раз – на всякий случай. Вернее, попытался ударить – на этот раз краснолицый успел увернуться. А потом откуда-то прилетел очень тяжелый кулак, мокрый асфальт вдруг оказался совсем близко, шершаво ударил. Мир вокруг потемнел и завертелся, как карусель. Это было забавно, хотя и немножечко больно.