– На Фейн перестал действовать коктейль из пилюль! – кивнула я. – К ней стала возвращаться память. Лора сообразила, что надо как-то выбираться, нацарапала записку, сунула ее в найденный кошелек Златы и, воспользовавшись тем, что Яков Сергеевич отвлекся на некстати пришедшего гостя, засунула портмоне в карман ветровки. Так, очутившись на необитаемом острове, человек швыряет в океан бутылку в надежде, что ее выловят либо моряки, либо рыбаки. У Фейн хватило сообразительности прорвать в кармане дыру. Неизвестно, что случилось бы дальше, но примчалась Марфа Матвеевна и погрузила Фейн в наркоз, в котором бедняжка пребывала до смерти. А Антон надел куртку и отправился на работу. Остальное вы знаете. По стечению обстоятельств Фейн начала «оживать» в июле, когда Марфа уже подумывала о смене «жены» и даже подыскала кандидатуру – Ларису Ерофееву.
– Почему она осуществляла рокировку именно по десятым-одиннадцатым и пятнадцатым числам? – устало произнес Леня.
– Неужели ты не понял? – поразилась я. – Числа здесь самое важное. Каждый год именно в эти числа Яков должен был убеждаться, что его семья жива. Пока «жена» и «дочь» выглядели нормально, проблем не было, но через некоторое время они менялись. Марфа погружала несчастных в наркоз и производила замену. Увозила труп в сарай… можно дальше не продолжать?
– Сумасшедшая, – констатировал Мартынов, – нормальная женщина такого не совершит.
– Не знаю, как там со вменяемостью, – вмешался Макс, – но, думаю, финансовый расчет тут не последнее дело. Медцентр держался на репутации Якова Сергеевича и медийности Антона Борисовича. Случись с ними что-то нехорошее, клиника разорится, и с клубом будет напряг. Вот поэтому Марфа переселилась к Ремчуку, постоянно контролировала его и обеспечивала Баринова «семьей». Она не хотела терять то, что с таким трудом создала. Но внезапно «кукла» стала проявлять самостоятельность. Скажите, Марфа Матвеевна, Антон Борисович был вашей следующей жертвой? Что вы для него припасли? Смерть от инсульта?
– Не отвечайте, – приказал адвокат.
– Ремчук остался жив лишь потому, что явился к Якову за пару дней до десятого июля, – подхватила я, – Марфа была очень занята поиском новой «жены».
– Сплошные предположения, никаких улик, – отбил и эту атаку юрист.
– Она псих! – гаркнул Леня. – Они все здесь с кривой крышей. Семья! Вы о таком слышали?
Марфа Матвеевна вскинула голову:
– Ничего дурного я не совершала! Никого не убивала! Они умирали сами! Я помогала Яше! Все были счастливы. Счастливы были все!
В понедельник утром мне позвонил Ковальский и в смущении промямлил в трубку:
– Слышь, Лампа, ты… ну… того… не злись!
– За что? – совершенно искренне спросила я.
– Я думал, ты дура! – выпалил Вадим. – Считал версию про одного похитителя идиотской! А ты настаивала и оказалась права.
– К сожалению, я часто ошибаюсь, – ответила я, – например, была абсолютно уверена, что человек, который предложил Ларисе в салоне «Волос с неба» работу в клубе, мужчина, а именно Ремчук. То, что всем заправляла Лизорук, я догадалась, только когда Антон Борисович начал каяться. А еще сделала стойку, когда услышала, что выставка «Сад на окне», в которой впервые за несколько лет не принимала участие Кира, открылась пятнадцатого июля. Я подумала, что исчезновение малышек как-то связано с экспозицией. Но это оказалось простым совпадением, порой такое случается.
– Слышь, давай дружить? – предложил Вадим.
– Отличная идея, – согласилась я.
– И еще, – не успокаивался эксперт, – помнишь, Макс отправил тебя в переговорную к бабушке?
– Глупая шутка! – перебила я его. – Я чуть не умерла, когда увидела череп с глазами!
– Это я придумал, – признался Ковальский, – не злись на Вульфа.
– Даже не думала, – почти честно сказала я, – извини, у меня звонок по второй линии, как раз Макс на проводе.
– Помнишь, я говорил тебе про племянников, которых мне привезут на временное житье? – без всякого вступления спросил муж. – Так вот, они прибыли. Приезжай скорей домой, я растерялся.
В квартиру я вошла около пяти вечера.
– Ой! Ой! Ой! – запричитала Рокси. – Они такие крошки!
Я отодвинула домработницу, поторопилась в гостиную и замерла на пороге. Муж сидел в кресле, держа в руках двух запеленатых в одеяла младенцев.
– Представляешь, они двойняшки, трехмесячные, – сказал Макс.
– С ума сойти, – ахнула я. – Не умею обращаться с новорожденными! Что за мать, способная подбросить близнецов, пусть даже к родственнику? Чем их кормить? Где уложить спать? Памперсы! Распашонки! Или таких крошек пеленают?
– Можешь взять одного? – прошептал Макс. – Вот этого!
– Боюсь, – призналась я.
– Ну попробуй! Я устал, – заныл муж.
Я приблизилась к креслу и подняла легкий кулек, лицо ребенка прикрывал кружевной уголок. Что-то показалось мне странным, младенец слишком сильно брыкался.
– Откинь тряпку-то, – сдавленно произнес Макс.
Я послушно выполнила приказ и остолбенела. На белом фоне виднелась абсолютно черная голова с большими карими глазами.
– Негритенок, – неуверенно сказала я, – то есть афромладенец?
– Ну ты даешь, – хмыкнул муж, – присмотрись! Он же с усами, зубами, висячими ушами, весь покрыт шерстью.
Новорожденный отчаянно завертелся и громко залаял.
– Мопс! – закричала я. – Щенок!
– Точно! – засмеялся Макс. – А здесь второй, персикового окраса. Прошу любить и жаловать. Нравятся тебе такие племяннички?
Муж быстро вытащил из одеял двух собачат, которые, как безумные, стали скакать вокруг меня.
– Выпросил у нашего соседа, – пояснил он, – ну того, который елку поливал. Эй, ты чего ревешь?
Я размазала слезы по щекам:
– Ты мне наврал про брата матери и племянников!
– Ага, – кивнул Макс.
– У меня теперь есть свои мопсы. Конечно, я не перестану любить Мулю, Капу, Аду и Феню, но личные мопсы!
Я заплакала во весь голос:
– Вместо того чтобы рыдать, лучше займись детьми, – велел Макс, – а то Зефирка уже лужу напустила.
Слезы быстро высохли.
– Ты их уже назвал? – улыбнулась я.
– Черненькая Зефирка, а светленькая Муся, – протянул Макс. – Ты не против?
Я прижала к груди щенков и закрыла глаза. А теперь скажите, у кого лучший муж на свете?
Около восьми вечера, почти полностью опустошив магазин «Марквет», где торгуют всем необходимым для животных, мы с Максом сели пить чай. Щенки, прикрытые розовым пледом, мирно спали в голубой корзинке в окружении игрушек.