Одни были выходцами из области Слепцов и потому совершали гнусные дела по своему неведению и ослеплению.
Другие были уроженцами области Тупогорвения и были жестокими из суеверия.
Третьи были жителями города Злобы, что в области Завистливой. Ими руководствовало не что иное, как ненависть и нетерпимость.
Выходцы из области Слепцов, увидев, против кого они воевали и чьей желали погибели, пришли в неописуемый ужас. От стыда они не смели поднять глаз, но молча проливали слезы и с трепетом ожидали решения своей участи. Всем, смиренно молящим о помиловании, Эммануил подарил полное прощение.
Кровопийцы из других областей утверждали, что имели право так поступать, потому что город Душа жил по обычаям и законам, не совместимыми с теми, которые они признавали за истинные. Немногие из них, осознав свое заблуждение, молили о помиловании. Покаявшимся в своих грехах Эммануил дарил прощение.
Жители же города Злобы не скорбели, не раскаивались, не оправдывались, но стояли, скрежеща зубами от злости, что не удалось им погубить Душу. Этих злодеев вместе с теми, кто не осознал искренне своей вины, Эммануил велел сковать попарно и заточить до великого судного дня, который будет объявлен для всей вселенной. Тогда им придется держать ответ за все свои злодеяния.
Так бесславно закончилась вторая война Дьяволоса против Души.
Несколько Сомневающихся, которым удалось избежать смерти, долго бродили вокруг города. Они знали, что за стенами живут еще несколько дьявольцев, и однажды возымели наглость войти в самую Душу. Они направились прямиком к дому некоего Злоскептика, тайного врага горожан и действительного члена общества дьявольцев. Он принял гостей с особым радушием и стал расспрашивать их, откуда они родом и как их зовут.
— Я, — сказал один, — из Сомневающихся в избранности.
— А я, — отрекомендовался другой, — из Сомневающихся в провидении Господнем.
— Я же из Сомневающихся в спасении от вечного осуждения, — представился третий.
— А я из Сомневающихся в благодати Божией, — сказал четвертый.
— Ладно, — подхватил хозяин, — какого бы рода вы ни были, вижу, что вы все молодцы: моего роста и одного со мною образа мышления. И потому, милости прошу, можете гостить у меня.
Те поблагодарили хозяина и в первой же беседе коснулись последних событий.
— Как случилось, — спросил хозяин, — что вы, имея десятитысячную армию, вынуждены были бежать от врага? Верно, плохой у вас был начальник?
— Не называйте его плохим, — ответили Сомневающиеся, — хотя он и первым пустился в бегство, но более верного слуги, чем Неверие, нет у князя Дьяволоса. И если бы нашим врагам удалось его взять в плен, то, конечно, они его тотчас бы казнили…
— Дали бы мне в подчинение десять тысяч Сомневающихся, — стал бахвалиться Злоскептик, — вы бы посмотрели тогда, на что я способен.
— Хорошо бы посмотреть на это, — громко перебили его гости, — впрочем, это одни пустые слова.
— Тише, не говорите так громко, — испуганно воскликнул хозяин. — Разве вы не знаете, что Сам Эммануил со Своим Верховным Наставником ныне здесь, в городе, и при них неотлучно князь Свободная Воля, которому поручено хватать и казнить всех дьявольцев. Ну, как их шпионы услышат наш разговор? Тогда мы погибли.
К счастью, эта беседа была подслушана самым верным воином Свободной Воли — Усердием. Он по ночам уходил в дозор и разыскивал скрывающихся дьявольцев. Усердие немедленно отправился доложить о том князю.
Князь тотчас оделся, и они вдвоем направились к дому Злоскептика. Прислушавшись, князь Свободная Воля без промедления вошел в дом, где застал всех пятерых дьявольцев за беседой. Он тотчас арестовал их и передал стражу по имени Верность. Когда городской голова узнал утром о случившемся, он очень обрадовался, особенно тому, что арестован Злоскептик, ибо он причинил немало вреда жителям своими провокационными вопросами и своим скептическим отношением к истинам Эммануила.
Свободная Воля имел право казнить арестованных немедленно, но он решил, что полезнее предать арестантов гласному суду. Суд был назначен на другой день. Тюремщик ввел виновных в наручниках в зал суда и посадил на скамью подсудимых.
Дело Злоскептика было заслушано первым. Судья обратился к нему так:
— Ты чужой в нашем городе и известен под именем Злоскептик. Ты обвиняешься в следующем:
во-первых, ты сомневался в истинности наших законов;
во-вторых, тайно хотел пригласить в город десять тысяч Сомневающихся;
в-третьих, укрывал и поощрял врагов нашего города.
— Господин судья, — ответил подсудимый, — я не понимаю, к кому вы обращаете эти обвинения. Мое имя вовсе не Злоскептик, а Честный Исследователь. Эти имена нередко путаются, но я уверен, что при вашем благоразумии вы сознаете, какая между ними большая разница. Мне кажется, что человек имеет право, не заслуживая казни, разумно исследовать истины, которые представляются ему сомнительными.
Свободная Воля в качестве свидетеля заявил:
— Я знаю этого человека и подтверждаю, что зовут его Злоскептиком. Вот уже тридцать лет мы знакомы, и, к стыду своему, должен признаться, что я даже был с ним в дружеских отношениях, когда в нашем городе царствовал Дьяволос. Он враг нашему Эммануилу, ибо не признает наших законов и порядков.
Судья спросил подсудимого:
— Можешь ли ты что-либо сказать по этому поводу?
— Конечно, — ответил подсудимый, — пока выступил только один свидетель, а по неписаным законам города для обвинения одного свидетеля недостаточно.
Тогда был вызван свидетель Усердие, передавший во всех подробностях подслушанный им разговор между подсудимым и Сомневающимися. Свидетель подтвердил свои слова присягой.
Судья, обратившись к подсудимому, спросил:
— Подсудимый Злоскептик, вот и второй свидетель обвиняет тебя в том же. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Уважаемый суд! Ко мне пришли странники, и я их впустил к себе. С каких пор гостеприимство считается преступлением? Правда, я угощал их, но разве запрещена благотворительность? Что же касается того, что я желал бы иметь под своим началом десять тысяч Сомневающихся, то я свидетелям этого не говорил, и какое право имеют они толковать мои слова, если бы я таковые и сказал? Что я предупреждал их быть осторожными, это правда, потому что тяжко зрелище совершаемых здесь казней.
— Гостеприимство — качество хорошее, — возразил на это городской голова, — но не следует принимать у себя врагов Эммануила. Ты родом из дьявольцев, а этого достаточно для того, чтобы быть приговоренным к смерти.
— Мне ясны ваши намерения. Что ж, я готов принять смерть за свою благотворительность и гостеприимство.
Больше он не стал ничего говорить в свое оправдание.