«Не знаю, как охарактеризовать этих людей точнее – как преступников или как идиотов», – написал он однажды о своих противниках и, описывая царящую в общине атмосферу, использовал слово «кошмар». Однако свою деятельность он прекращать не собирался; наоборот, Визенталь был решительно настроен своих врагов – или, как он выразился, «обманщиков» – уничтожить.
В качестве пресс-секретаря Визенталь был склонен делать заявления более резкие, чем другие руководители общины, а также требовал вести более решительную борьбу с антисемитизмом, однако его коллеги предпочитали эту тему не акцентировать и утверждали, что он наносит евреям ущерб и даже подвергает их жизнь опасности. В ответ Визенталь обвинил их в пресмыкательстве.
Он утверждал, что главы общины продавали властям ее собственность, включая участки на кладбищах, по заниженной цене, и упрекал их в том, что из желания угодить Социал-демократической партии Австрии они согласились отказаться от требования выплаты компенсаций жертвам нацизма. Кроме того, он утверждал, что они приняли на должность кантора коммуниста. Противники Визенталя, в свою очередь, обвиняли его в коррупции – в частности, потому, что он предложил построить для вице-президента общины и его семьи роскошный дом. Он представил на рассмотрение подробный проект этого дома, но тот был положен под сукно.
Интриги на Вифлеемской улице были, несомненно, одним из факторов, отравлявших Визенталю жизнь в Линце, но, с другой стороны, в качестве вице-президента общины он имел доступ к высокопоставленным чиновникам и время от времени встречался с министрами, что не только ему льстило, но и укрепляло у него – как и у его знакомых – ощущение, что в Австрии он важная персона.
В 1946 году он получил письмо из канцелярии главы правительства, где выражался решительный протест против предложения, согласно которому узники концлагерей должны были обратиться в ООН и потребовать, чтобы Австрии не возвращали независимость, поскольку там до сих пор много нацистов. Предложение это было внесено не Визенталем, но его тем не менее спрашивали, что можно сделать, чтобы это предотвратить. По-видимому, уже тогда в канцелярии главы правительства Австрии в нем видели человека, с которым стоило советоваться.
Визенталь надеялся убедить австрийское правительство выплатить жертвам Холокоста компенсации, подобно тому, как это сделали немцы, но вопрос этот – как с юридической, так и с политической точки зрения – был сложным. В письме канцлеру Леопольду Фиглю Визенталь писал: «Само собой разумеется, мы признаем, что Австрия не несет ответственности за совершенное Третьим рейхом» – признав тем самым фактически правоту австрийцев, отрицавших, что они причастны к преступлениям нацистов. Однако при этом он все же считал, что Австрия обязана выплатить компенсации хотя бы тем узникам концлагерей, которые использовались на принудительных работах на австрийских предприятиях. Он пытался уговорить и израильтян потребовать от Австрии компенсаций, но быстро сдался, так как министр иностранных дел Моше Шарет объяснил ему, что с юридической точки зрения Израиль не имеет на это права. Однако поскольку переговоры с ФРГ израильтяне все же вели, Визенталь пришел к выводу, что евреев Австрии они попросту решили бросить на произвол судьбы. За это собственное правительство подвергал критике даже израильский консул.
В меморандуме, словно написанном рукой Визенталя, консул отмечал, что хотя австрийцы и возлагают всю вину на Германию, тем не менее около шестистот тысяч из них состояли в национал-социалистической партии, а процент военных преступников среди них гораздо выше, чем среди немцев. При этом многие австрийцы принимали участие в истреблении евреев, и сто тысяч австрийских евреев – то есть около трети – были убиты. Австрийцы, писал консул, утверждают, что те из евреев, кто выжили и вернулись домой, вновь получили все свои права, но на самом деле возвращение на родину оказавшихся за границей евреев правительством не приветствуется, а имущество им не возвращено. При этом Социал-демократическая партия Австрии, стремясь получить большинство в парламенте, откровенно с бывшими нацистами заигрывает. «Социалисты, – подытоживал консул, – предают идеалы собственного движения».
В ноябре 1958 года Визенталь принял участие во встрече руководителей еврейской общины с главой правительства Юлиусом Раабом, и в канцелярии Рааба, на лестнице, евреи повстречались с государственным секретарем. «Надеюсь, вы пришли не ко мне», – сказал он, когда те ему представились. Это был Бруно Крайский.
Аудиенция у канцлера прошла плохо. Он говорил с евреями высокомерно и один раз даже поднял на них голос: нечего, дескать, мне указывать. На аудиенции присутствовал также министр финансов.
К тому времени правительство уже выделило определенную сумму на выплату компенсаций австрийским евреям, проживавшим за границей, и представители еврейской общины просили выдать компенсации также евреям, жившим в Австрии. Однако выделить на это дополнительную сумму они не требовали. По сути, они вообще ничего не требовали, а всего лишь просили – или скорее даже умоляли, – чтобы им отдали часть суммы, выделенной на компенсации евреям, живущим за границей. Визенталь был этим возмущен и, когда они вышли от канцлера, сказал своим товарищам, что просить деньги, предназаначенные другим евреям, им не следовало. Однако один из членов делегации ему на это ответил: «Пусть другие евреи поцелуют меня в зад».
Хотя Визенталь остался без своего архива, военными преступниками он заниматься не перестал, но вместо нацистов сосредоточился теперь на евреях-коллаборационистах. Как это ни парадоксально, но шансы наказать их были выше, чем шансы покарать нацистов.
Через несколько недель после того, как на Нюрнбергском процессе были вынесены первые приговоры, австрийский «Центральный еврейский комитет» обратился к американской оккупационной администрации с просьбой разрешить ему судить евреев, сотрудничавших с нацистами, включая членов еврейских советов (юденратов), созданных нацистами на оккупированных территориях, евреев-полицейских, капо в концлагерях и так далее. Члены этого комитета – и Визенталь в их числе – пообещали, что еврейские суды будут работать в соответствии с принципами либерального суда, принятыми в США, и попросили полномочий приговаривать коллаборационистов к тем или иным наказаниям, включая тюремное заключение. Но хотя судить коллаборационистов американцы беженцам и разрешили, максимальным наказанием, которое они позволили на осужденных налагать, был общественный бойкот. Иными словами, они разрешили только «суды чести». Заседания в таких судах вели трое добровольцев, а протоколы и приговоры печатались на идише. В архиве Визенталя сохранилось немало таких приговоров.
17 ноября 1947 года в лагере беженцев Биндермихль был признан виновным человек по имени Шломо Циммерман, которого приговорили к изгнанию из общины «на длительный срок». Согласно приговору, он был капо в целом ряде концлагерей и издевался над заключенными – как евреями, так и людьми других национальностей. В приговоре говорилось, что его следует лишить льгот беженца, а если с юридической точки зрения это невозможно, то перевести в другой лагерь. Тем временем ему запрещалось участвовать в выборах в качестве избирателя, а также избираться на административные посты. Кроме того, суд постановил, что он теряет право на репатриацию в Израиль. Разумеется, этот пункт был чисто символическим: юридического права лишать Циммермана права на репатриацию беженцы не имели – но зато они могли сделать приговор достоянием гласности и сохранить показания свидетелей в архиве, чтобы в будущем с ними могли ознакомиться все желающие. Именно так и решено было поступить.