Уже через несколько месяцев после своего открытия венский Центр документации был завален многочисленными обращениями. Визенталь педантично регистрировал и подсчитывал всю входящую и исходяшую переписку: получено 1374 письма, отправлено 1507, – и чем дальше, тем писем приходило все больше и больше. Центр документации приобрел широкую известность.
Люди из разных стран писали Визенталю о том, что произошло с ними во время Холокоста, причем делали это, не ожидая, что он этой информацией воспользуется, а скорее потому, что чувствовали себя окруженными стеной равнодушия и нуждались в том, чтобы их кто-то выслушал. Истории, содержащиеся в некоторых из этих писем, были чудовищными. Так, некто Сами Рахмут из Иерусалима писал, что перестал верить в Бога после того, как Тот позволил эсэсовцам убить младенца, которого они отняли у одной женщины. Сначала они катали его по земле ногами, как футбольный мяч, а когда он превратился в кусок окровавленного мяса, бросили на съедение своим собакам и заставили мать на это смотреть. После чего сорвали с нее кофту и приказали стереть ею кровь ребенка с их сапог.
Чтобы читать такие письма, Визенталю требовалось очень много душевных сил.
Всеми темами, которые ему подбрасывали, он, разумеется, заниматься не мог. Тем не менее он завел несколько сотен дел и сумел обнаружить несколько десятков нацистских преступников, примерно полдюжины из которых были по его иницитиве арестованы. Удалось ему добиться в этот период и еще одного маленького успеха: заставить власти издать постановление об аресте эсэсовского офицера, уроженца Австрии Отто Скорцени, получившего известность благодаря проведенным им во время войны отчаянным диверсионными операциям, в частности похищению итальянского диктатора Бенито Муссолины из партизанского плена. После войны Скорцени стал своего рода знаменитостью. Журналисты много писали о его приключениях и приписывали ему в том числе неудавшиеся планы похищения Сталина и Черчилля. Визенталь утверждал, что Скорцени стоял во главе тайной организации «Паук», являвшейся предшественницей организации «ОДЕССА». В 60-е годы Скорцени жил в Мадриде под защитой своего друга, испанского диктатора Франсиско Франко, и занимался международной торговлей оружием, в частности поставлял оружие Египту.
В первом отчете о деятельности своего Центра Визенталь писал, что в ноябре 1938 года Скорцени принимал участие в событиях так называемой «Хрустальной ночи», когда в нескольких немецких и австрийских городах нацисты сожгли большое количество синагог и принадлежавших евреям магазинов и лавок.
Через некоторое время после этого Визенталь стал работать на организацию, на которую работал и Скорцени – на Моссад.
На последней странице израильского «лесепассе» Визенталя стояла подпись «уполномоченного по делам репатриации» Рафаэля Мейдана. Мейдан работал в Моссаде, и Визенталь мог об этом знать. В сентябре 1955 года Мейдан написал Визенталю прощальное письмо, где пообещал, что его преемник, Гиора Раанан, вскоре придет его навестить.
По истечении срока службы в Вене Мейдан был переведен в Нью-Йорк, но в начале 1960 года снова вернулся в Вену. Это произошло через некоторое время после поимки Эйхмана. В Моссаде существовал тогда маленький отдел, занимавшийся преимущественно охраной еврейских учреждений за границей и прочими связанными с еврейской диаспорой вопросами. В конце 1959 года по всему миру прокатилась волна антисемитских акций (в частности, на многих еврейских кладбищах на памятниках были намалеваны свастики), и Моссад вел слежку за неонацистскими организациями. Мейдан считал, что преследование нацистских преступников в обязанности Моссада не входило. Так же считали и некоторые другие, включая начальника Управления военной разведки Меира Амита, который позднее сменил Исера Харэля на посту главы Моссада.
Одно из заданий, возложенных на Мейдана, состояло в том, чтобы изучить вопрос о возможной связи между немецкими учеными-ракетчиками, работавшими в Египте, с одной стороны, и ветеранами нацистского режима и неонацистскими организациями – с другой, и представить на эту тему отчет. Мейдан, естественно, отправился за информацией к Визенталю и во время разговора открыл ему страшную тайну, сказав, что Моссад хочет завербовать Отто Скорцени. Цель операции состояла в том, чтобы с помощью Скорцени выйти на одного из офицеров службы безопасности некоего ракетного проекта. Контакт со Скорцени установил сам Мейдан, хотя – как это обычно в мире спецслужб и бывает – довольно замысловатым способом. На Скорцени он вышел через его вторую жену, а на ту, в свою очередь, – через одного бизнесмена-еврея, жившего в Финляндии и много помогавшего Израилю.
Уговорить Скорцени оказалось нетрудно: раньше он уже работал на американцев. Однако в одном из документов ЦРУ говорится, что он согласился сотрудничать только при условии, если ему будет выдана справка, что он не участвовал в вывозе Эйхмана из Европы, и Мейдану он тоже поставил условие, заявив, что согласится работать на Израиль только в том случае, если Визенталь вычеркнет его из своего списка разыскиваемых преступников. Он отрицал, что участвовал в погромах в «Хрустальную ночь», и хотел, чтобы Визенталь добился отмены постановления о его аресте, так как в Вене у него был бизнес и жила его дочь, которую он хотел навестить.
«Одним словом, – сказал Мейдан Визенталю торжественно, – Государство Израиль нуждается в вашей помощи».
Визенталь был потрясен до глубины души. К тому времени он уже знал, что нацисты состояли на службе у американцев, да и сам не гнушался получать у бывших нацистов ту или иную информацию, но даже в самом страшном сне ему не могло присниться, что он получит такую просьбу от Израиля. Таким образом, он оказался перед лицом ужасной дилеммы: выполнить свой еврейский и человеческий долг и свершить над Скорцени справедливый суд или же принести этот долг в жертву во имя безопасности Государства Израиль, которому он помогал еще со времен сотрудничества с организацией «Бриха». Это было одно из самых трудных решений в его жизни.
В конце концов – после долгих раздумий и колебаний – он отказался. Даже много лет спустя, когда Визенталь уже перестал обвинять Скорцени в том, что тот имел отношение к «Пауку» и «ОДЕССА», он по-прежнему продолжал настаивать, что в «Хрустальную ночь» тот поджег в Вене две синагоги. Мейдан отнесся к его решению с пониманием.
Впрочем, в конечном счете Скорцени все равно согласился на Моссад работать. Визенталь – тоже.
К концу 50-х годов в Вене почти не осталось следов ужасных разрушений, причиненных бомбардировками союзников. Сразу после окончания войны венцы начали восстанавливать в городе нормальную жизнь. В опере снова запели, в соборе Святого Стефана возобновились богослужения, в парке Пратер закрутилось знаменитое колесо обозрения, как если бы никогда и не останавливалось, а в кафетериях опять стали подавать яблочный штрудель со сливками, словно никакой войны и не было.
Венские филателисты встречались раз в неделю – по воскресеньям, с утра, в кафе медицинского института «Йозефинум», – и Визенталь ни одной из этих встреч не пропускал. Через несколько лет они перебрались в кафе «Музеум». Все филателисты друга друга знали, и каждый из них сидел за своим постоянным столиком, разложив на нем альбомы с марками.