Через несколько месяцев после Шестидневной войны он с враждебной холодностью прореагировал также на поступившую из ГДР информацию, согласно которой президент ФРГ Генрих Любке был замешан в строительстве нацистских концлагерей. «Восточная Германия, – писал Визенталь, – имеет обыкновение вбрасывать на рынок то, что ей известно о людях, только после того, как они занимают высокие посты в Западной Германии». Это был второй президентский срок Любке; в 1969 году из-за обвинений он вынужден был уйти в отставку.
Коммунисты относились к Визенталю очень серьезно: они видели в нем империалистического агента. Поляки публиковали статьи, в которых именовали его израильским, западногерманским и американским шпионом, а в одной из статей содержалась плохо завуалированная угроза: есть, мол, люди, знавшие Визенталя и его жену во время войны, и они могут рассказать то, что им известно. Польское посольство в Вене распространило эти статьи в переводе на немецкий язык. Визенталь послал письмо протеста австрийскому министру иностранных дел Курту Вальдхайму. Однако этот инцидент был только верхушкой айсберга.
Начиная с 1963 года в течение более десяти лет польские спецслужбы пристально следили за Визенталем и его деятельностью. Операция получила название «Дунай», а Визенталю присвоили кодовое имя «Измир». Главная цель операции заключалась в том, чтобы завербовать Визенталя в качестве агента, и именно в этом состояла задача польского «агента 156», побывавшего у Визенталя в гостях. Но этот агент был не единственным.
Поляки создали в Вене шпионскую сеть, следившую в том числе за Визенталем. Агенты составили список людей, находившихся с ним в контакте, и собирали на них материалы. Большинство этих людей были евреями, пережившими Холокост. Агенты интересовались источниками финансирования Визенталя в Америке и полагали, что его финансирует также Моссад. Вся почта, приходившая к нему из Польши, включая переписку с музеем Освенцима, перлюстрировалась. Центр документации поляки считали всего лишь прикрытием. В числе прочих информацию им поставлял сотрудник Моссада по кличке Грета. Согласно Грете, самые важные документы Визенталь хранил не у себя в офисе, а в сейфе израильского посольства.
Параллельно со слежкой за Визенталем в Вене поляки также прилагали большие усилия, чтобы найти доказательства его сотрудничества с нацистами, однако сделать этого им не удалось, и в 1974 году польские спецслужбы пришли к выводу, что смысла продолжать операцию больше нет, поскольку Визенталь коммунистов ненавидит и на службу к ним не пойдет. Дело «Дунай» было отправлено в архив.
Власти ГДР тоже пытались с Визенталем бороться. В частности, после того как проверили журналистов и профессоров, которые, по словам Визенталя, в прошлом поддерживали национал-социалистическое движение. При этом время от времени в восточногерманских отчетах проскальзывали нотки восхищения борьбой Визенталя с нацистами. Необходимость проверить его обвинения возникла потому, что братские коммунистические партии обратились к восточным немцам с вопросом, верно ли то, что он говорит. К своему великому смущению, те вынуждены были ответить утвердительно. Сотрудники службы безопасности ГДР Штази иногда отмечали, что речь идет о людях, которые в период нацистского режима были очень молодыми, но в целом их проверки в большинстве случаев данные Визенталя подтверждали. Соответственно возник вопрос, что делать.
Сотрудники Штази полагали, что доказать свои обвинения Визенталю будет нетрудно, и порекомендовали министру, в подчинении которого находились, эти обвинения не отрицать. Вместе с тем они посоветовали опубликовать два встречных списка: один – с именами ста высокопоставленных чиновников ГДР, у которых нацистского прошлого нет, а второй – с именами высокопоставленных чиновников ФРГ, у которых нацистское прошлое есть. Кроме того, они пообещали проверить прошлое Визенталя, чтобы выяснить, не сотрудничал ли он с нацистами сам.
Его биографию – начиная с детства и кончая пребыванием в концлагерях и работой в Линце – они изучили очень тщательно, и в составленных ими отчетах, помимо всего прочего, утверждается, что он был агентом Моссада, однако фактов его работы на нацистов им обнаружить не удалось. В связи с этим было решено обратиться за помощью к спецслужбам Польши, и двух офицеров Штази отправили в Варшаву.
Майор Крамер и унтер-офицер Мурегер из отдела IX/10 были приняты своими польскими коллегами приветливо, и работа проходила в дружеской атмосфере. Поляки включились в операцию без промедления, и на третий день состоялось итоговое совещание, где они доложили, что изучили все имеющиеся материалы заново. Из них явствовало, что Визенталь – израильский шпион, однако доказательств того, что он сотрудничал с нацистами, они и на этот раз, к сожалению, найти не смогли.
Вернувшись домой, сотрудники Штази обратились за помощью к советским коллегам, и московские товарищи сообщили им, что Визенталь – империалистический агент, что он поддерживает контакты с пресс-атташе израильского консульства в Вене, работает на тайную полицию Австрии под кличкой Овидий, и не совсем ясно, когда его во Львове в первый раз арестовали. Однако какой-то уж совсем убийственной тайны в его биографии им тоже отыскать не удалось.
Тем временем Визенталь много размышлял о том, что пережил во время войны, и с головой погрузился в один из самых своих амбициозных проектов.
Однажды команда заключенных, к которой во время войны был приписан Визенталь, остановилась возле немецкого военного кладбища. На каждой могиле рос подсолнух. Подсолнухи стояли прямо, как солдаты, их лица были повернуты к солнцу, а с цветка на цветок и с могилы на могилу перепархивали разноцветные бабочки. Казалось, что это некий тайный канал связи, соединяющий мир мертвых с миром живых, и Визенталя вдруг охватила зависть. Мой труп, подумал он, бросят на трупы других, а на него, в свою очередь, навалят сверху новые трупы, и в лучшем случае нашу могилу засыплют землей. Однако подсолнух на ней не вырастет.
Визенталь был писателем с нереализованными амбициями. Одной только погони за нацистскими преступниками, а также юридической и политической борьбы с ними ему было мало: ему хотелось также обсуждать этические, философские и теологические аспекты Холокоста в литературной форме. Но его литературный талант был скромным, и в глубине души он, по-видимому, это осознавал. Поэтому он сочинил нечто вроде автобиографического рассказа, в центре которого стояла моральная дилемма.
В 1968 году он разослал этот рассказ большому количеству писателей и интеллектуалов с просьбой его прокомментировать, и несколько десятков из них разрешили ему опубликовать свои комментарии вместе с самим рассказом. Тем самым Визенталь поставил их рядом с собой, а себя – рядом с ними, как если бы был одним из них. В «Подсолнухе» (так называется книга, родившаяся из этого проекта) рассказывается о некоторых событиях, произошедших с Визенталем во время войны, и кульминацией книги является драматическая встреча автора с одним из эсэсовцев.
Это случилось во Львове. Судя по всему, в тот период Визенталь сидел в концлагере Яновский и работал в железнодорожных мастерских Восточной железной дороги. Однажды их повели на работу. Они шли по улицам города, который он хорошо знал. Прохожие на них глазели, а некоторые поднимали руки, чтобы помахать на прощанье, но из страха перед эсэсовцами сразу же руки опускали. По пути Визенталь увидел человека, которого знал еще со времен учебы в Политехническом. Тот тоже его узнал, но побоялся поприветствовать даже кивком головы. Было заметно, насколько тот удивлен, что Визенталь еще жив. «На лицах прохожих, – пишет Визенталь, – можно было прочесть, что мы обречены».