Неловкость тут же ушла, стало легко и спокойно. У Марины Аркадьевны была потрясающая, располагающая к себе энергетика, несомненно, она умела найти контакт с пациентом, хотя по-прежнему с трудом верилось, что эта женщина-девочка лечит тяжелые психические расстройства, в частности шизофрению.
– Речь пойдет о вашем пациенте Артемии Холмогорове, – объяснила Елена Петровна, попросив паспорт у Воронцовой и переписывая данные в протокол.
– Я слышала, что его убили. Ужас, – покачала головой Воронцова. – Только жить начал полной жизнью. Освободился от прошлого, научился справляться со стрессами. У нас с ним такие положительные результаты были, я даже не ожидала, что Холмогоров так быстро пойдет на поправку. Артемий попал ко мне в довольно запущенном состоянии. Мало того, он занимался самолечением. А это же очень опасно! Думала, тянуть буду его несколько месяцев, но уже через пару недель у него положительные сдвиги наметились. Единственное «но» – с женой он по-прежнему не мог.
– Что не мог?
– Как – что? Жить, – удивленно моргнула Воронцова.
– Холмогоров хотел съехаться с супругой?
– Как мило вы сказали – съехаться, – хихикнула Марина Аркадьевна. – Позвольте, я запишу. Пациентам это выражение, несомненно, придется по душе, – оживилась Воронцова, щелкнула замочком своей сумочки и достала яркий блокнот, украшенный блестками, бабочками и цветочками. Ручка у Воронцовой тоже оказалась нарядной, наполненной синим гелем, с плавающими рыбками внутри, первоклассники такие обожают. Зотову передернуло, и в голове мелькнула страшная догадка – доктор тоже страдает тяжким психическим недугом, как и ее пациенты. Говорят, такое частенько случается – профессиональная деформация.
Озадаченно глядя на доктора, старательно выводившего слово «съехаться» в блокноте, Зотова пыталась сообразить, как дальше вести беседу с сумасшедшим, но очень милым врачом. Как это ни парадоксально, но Елене Петровне было жаль расстраивать Марину Аркадьевну и сообщать ей, что положительных результатов методика ее лечения не дала, скорее напротив, усугубила положение вещей. Возможно, чувство это возникло из-за того, что, как ни старалась Зотова воспринимать Воронцову взрослой женщиной, у нее ничего не выходило. Перед ней сидел беззащитный ребенок, обижать которого не хотелось.
– Красивая у вас ручечка. И блокнотик тоже, – восхитилась Елена Петровна, решив начать неприятный разговор издалека.
– Вам правда нравится? – обрадовалась Марина Аркадьевна. – Моим мужчинам тоже нравится. Скажу вам по секрету, что такие дурацкие побрякушечки их возбуждают, они расслабляются и летят ко мне в объятия, как мотыльки. Фигурально выражаясь, конечно. Вы же понимаете!
– Конечно! – подтвердила Елена Петровна и ужаснулась в душе: кто бы мог подумать, что у этой псевдонимфетки, оказывается, мужиков полно? Может, и ей завести такой блокнотик с ручкой? Вот подозреваемые и обвиняемые в тяжких преступлениях обрадуются!
– Вы только не выдавайте моих секретов, – кокетливо улыбнулась Воронцова. – В медицинских кругах бытует мнение, что пациенты не должны воспринимать лечащего врача как женщину. Я с этим в корне не согласна. Возможно, в других сферах подобное нежелательно, но в той области, в которой я практикую, возбуждение должно поощряться. Вы же понимаете.
– Да, понимаю, – вздохнула Елена Петровна и подумала: мать честная, она к тому же еще и со своими пациентами спит! – Вернемся к делу… – прервала ненужные откровения Марины Аркадьевны следователь. – Как долго вы наблюдали Холмогорова?
– Около двух месяцев, и, как я уже говорила, он очень быстро пошел на поправку. Но что случилось? К чему эти странные вопросы? Признаться, я не понимаю, какое может иметь отношение лечение к убийству Артемия.
– К убийству Артемия это отношения не имеет, вы правы. Речь не о том. Несколько дней назад произошла другая трагедия – погибла молодая девушка, и мы полагаем, что ее смерть связана с диагнозом Холмогорова. Состояние его здоровья снова начало ухудшаться, и в результате… – Елена Петровна печально вздохнула.
– Боже мой, какие страсти! – охнула доктор. – Всякое, конечно, в жизни случается, но я впервые с подобным случаем сталкиваюсь. Эректильная дисфункция иногда становится причиной самоубийств у мужчин, но чтобы наоборот – женщина лишала себя жизни из-за того, что партнер не способен ее удовлетворить… Или я что-то неправильно поняла? – испуганно уточнила Марина Аркадьевна, глядя на следователя – лицо у Елены Петровны заметно вытянулось.
– С какой проблемой обратился к вам Холмогоров? – спросила Зотова после длинной паузы.
– С жалобой на эректильную дисфункцию, – удивленно ответила Воронцова.
– Почему?
– Как – почему? Я врач-сексолог. Лечу импотенцию и другие сексуальные расстройства у мужчин. Судя по тому, что вы так удивлены, у нас с вами маленькая нестыковчка вышла, – виновато улыбнулась она.
– Я бы не сказала, что маленькая. Мы предполагали, что Холмогоров прошел у вас курс лечения от шизофрении.
Бровки Марины Аркадьевны поползли на лоб и вылезли за оправу круглых очков.
– Господь с вами! Шизофрения – это не мой профиль. И потом, зачем Холмогорову лечиться от шизофрении? Он же был психически здоровым человеком, единственная психологическая проблема после расставания с женой – невозможность иметь близость с другими женщинами. Мы это откорректировали, правда, не обошлось без побочных эффектов, о которых я говорила ранее.
– Психически здоров? Могли вы не заметить симптомов шизофрении? – с надеждой спросила Елена Петровна.
– Послушайте, я кандидат медицинских наук, дипломированный психиатр! За спиной у меня несколько лет практики в психиатрических клиниках. Ушла, потому что не выдержала. Выбрала себе профессию попроще. Теперь помогаю мужчинам и женщинам поверить в свои силы и обрести счастье. Повторяю: Холмогоров был здоров в психическом плане; депрессия, стресс, синдром хронической усталости – это присутствовало. Но подобными недугами страдает большинство населения России, в особенности жители мегаполисов. Согласна, пришел он с небольшими нарушениями психики. Какое-то время он занимался самолечением, пил отраву для повышения потенции, которую жена ему готовила. Полагаю, рецепт она вычитала в каком-нибудь бабском журнале или к знахарке сбегала. Что было, то было, как говорится. Как только он прекратил ерундой заниматься, сразу восстановился. Если бы я уловила какие-то существенные изменения в сознании Артемия, а я уловила бы их обязательно, то немедленно отреагировала бы и отправила его к специалисту. Относительно диагноза вас кто-то ввел в заблуждение. Неудивительно, про известных людей у нас каких только кошмаров не придумывают.
– Рисперидон вы Холмогорову прописали?
– Да вы что! Я врач, а не убийца. Задушевная беседа – лучшее лекарство. Витамины и травяные настойки допустимы для тонуса или успокоения нервной системы, в зависимости от ситуации. Вы хотите сказать, что Артемий принимал рисперидон? Почему же он мне тогда ничего не сказал?