– Помню, – засмеялся Клим. – Тебе, кажется, шесть швов тогда на задницу наложили?
– Семь, – уныло поправил друга Заболоцкий.
– Так не надо было пукать в собачью будку Тузика – тоже мне экспериментатор, – захохотал Клим, вспомнив, из-за чего, собственно, Заболоцкий потом целый месяц не мог сидеть.
– Ну и что с того, я ж ведь просто хотел акустику в будке проверить, – возмутился Петр и тоже хихикнул, но как-то нервно и неестественно. – Слушай, Клим, – сменил он тему, – а что егерь имел в виду, когда говорил: «И не дай бог вам»?
– А фиг его знает! Похоже, с егерем нам не повезло. Странный он какой-то. И лицо его… – умолк на полуслове Клим.
– Что – лицо? – не понял Заболоцкий.
– У меня такое ощущение, что я его где-то видел. Знакомое лицо, борода вот только… Где же я мог его видеть?
– Нигде ты не мог его видеть, – возразил Заболоцкий и заметался по комнате, недовольно вздыхая. – Так, я жрать хочу! Где обещанный завтрак? Хочу жрать и рыбу ловить хочу. Большую! Бли-и-и-н! Рыбу! Рыбу! Рыбу!!
– Пипа, ты можешь заткнуться и не мельтешить? – наблюдая за хаотичными передвижениями друга по комнате, недовольно попросил Клим.
В отличие от Петра, который прекрасно выспался в дороге, Клим сильно устал, и активность Заболоцкого его слегка напрягала. Держался он лишь потому, что рыбу жаждал ловить не меньше друга, страстно мечтал усесться на бережку, закинуть удилище и, глядя на поплавок, под пение птичек и всплески рыбьей мелочи отдохнуть от суеты и проблем.
У входа в их домик послышался какой-то странный царапающий звук: возникло ощущение, что кто-то пытается открыть дверь, но не может.
– О, кажись, завтрак принесли! – радостно потирая ручки, заорал Заболоцкий и бросился в прихожую.
Из прихожей в гостиную Петр вернулся молча и задом наперед. Вместе с ним, громко цокая когтями по полу, в комнату вошла огромная седая псина, не менее семидесяти сантиметров в холке, деловито обнюхала их сумки и, с интересом посмотрев на Клима, радостно вильнула хвостом. На Заболоцкого, который с перепугу уже забрался с ногами на стол, собака не обратила ни малейшего внимания.
– Заболоцкий, – прошептал Клим.
– Что? – тоже шепотом спросил Петр, вытирая выступивший на лбу пот.
– Заболоцкий, – вновь обратился к другу Клим.
– Ну что? Что? – переспросил Петр.
– Слезай, никакой опасности нет, она хвостом виляет, значит, дружелюбно настроена, – улыбнулся Клим. Собака интенсивнее завиляла хвостом и подошла к Климу. Он осторожно, нежно погладил ее по голове и потрепал по холке. – Хорошая, хорошая собака! Слезай, Заболоцкий, видишь, она познакомиться пришла.
– Откуда ты знаешь, что это она? – спросил Петр.
– По глазам вижу. Девочка, хорошая, красавица, – продолжая наглаживать псину, ласково говорил Клим.
Заболоцкий немного успокоился и робко поинтересовался:
– Значит, я могу слезть?
– Можешь, – кивнул Клим.
– Ты уверен, что это безопасно? – еще раз спросил Петр.
– Абсолютно, – уверил друга Клим. Заболоцкий расслабился, вздохнул с облегчением, собирался уже слезть, но Клим вдруг резко обернулся: – Погоди, Заболоцкий!
– Что? – вернулся в исходную позицию Петр.
– Пообещай мне, – серьезно глядя в глаза Заболоцкому, строго потребовал Клим.
– Что? Что я должен тебе пообещать? – пискнул Петр.
– Что не будешь бздеть, – сказал Клим, выдержал паузу и расхохотался.
– Глафира!!! Глаша!!! Ко мне!!! – строго прикрикнул кто-то на улице, и собака покорно потрусила к двери.
– Глафира, ты к нам еще заходи! – кликнул вдогонку собаке Клим, продолжая хохотать.
– Между прочим! Между прочим, ничего смешного здесь нет! Вот, – сползая со стола, обиженно заявил Заболоцкий и бросился было закрывать дверь на ключ, но так и не закрыл, потому что принесли горячий завтрак. Аппетитные запахи и пухленькая миловидная горничная с большой попой (а большие попы Заболоцкий обожал) разрядили обстановку, и, плотно перекусив, друзья приступили к тому, ради чего, собственно, и прибыли на базу.
– Пришла? Слава богу, я уже волноваться начала, – с облегчением вздохнула тетушка и, ухватив Алевтину за руку, втащила девушку в дом.
– А почему ты волновалась? Времени же до одиннадцати еще полно, – вяло возразила Аля и широко зевнула. Ночь она провела почти без сна, и, хотя Прокопьевна своими историями мучила ее недолго и ушла уже через полчаса, уснула Алечка только на рассвете, когда ночные страхи растворились в веселом щебетании птиц за окном.
– Времени на самом деле не так уж и много. Мне тебя еще подгото… Бог ты мой, Аля! Что ты на себя нацепила! – ахнула тетка, разглядывая племянницу.
– Как что – траур! – удивленно моргнула Аля и непонимающе оглядела свой наряд: черная трикотажная бабушкина кофта с вытянутыми локтями, старомодная сатиновая темная юбка в мелкий цветочек и с парой небрежных заплаток, тоже бабушкина; на голове платок, повязанный по старинке, и резиновые калоши. Калоши Алечка надела на тот случай, если вдруг пойдет дождь. Не месить же грязь на кладбище хорошими туфельками. Вещи были позаимствованы из древнего сундука, насквозь пропахшего нафталином. Неприятный запах, но, напяливая на себя это тряпье, Алечка нисколько не сомневалась, что именно так должна выглядеть плакальщица.
– Аля! Ужас какой, ты похожа на бомжиху-алкоголичку! А платок! Господи, зачем ты повязала так платок? Ты выглядишь как старуха, – надрывалась тетушка, брезгливо разглядывая племянницу.
– Так что я, по-твоему, должна была на себя надеть?! Бальное вечернее платье с кринолином и пуанты? – заорала Аля.
– Во всяком случае, не калоши, – язвительно заметила тетушка и поволокла Алю в другую комнату. Сама Зинаида была одета в строгий черный брючный костюм, лаковые туфли на низком каблуке, а голову ее украшала широкая шелковая лента, которой тетушка дополнила свою стильную высокую укладку.
Комната оказалась спальней, но мебель здесь была самой обычной, без изысков и шика, видимо, Сан Саныч еще не успел сотворить своими гениальными руками кровать и гардероб.
– Немедленно снимай с себя это отвратительное тряпье, – потребовала Зинаида и решительно распахнула шкаф. На вешалках было аккуратно развешано несколько черных костюмов и платьев.
– А почему так нельзя? – решила повредничать Аля. – И вообще, все твои вещи мне будут велики! Ты выше меня на голову и толще на два размера.
– Совсем даже не на два, а на один, – поправила племянницу Зинаида. – Я тебя прошу, Аля, не спорь со мной. В таком виде тебя к гробу и на десять метров не подпустят. Знаешь, кто клиент? Глава администрации соседнего города!