Клим приподнял простынку и уставился на Алевтину странным взглядом.
– Ты чего? – испугалась Аля.
– Ничего, – продолжая пристально разглядывать Алевтину, прошептал Клим.
– Прекрати на меня пялиться, как на покойника: с ужасом, состраданием и тайным интересом. Я еще пока жива!
– Слушай, Аля, ты не могла бы… – «выйти за меня замуж», хотел сказать Клим, но осекся. Пожалуй, момент был не самый подходящий, чтобы делать предложение. К тому же он уже остыл и вновь передумал жениться на ней по-настоящему.
– Ну что еще? – не выдержав паузы, спросила Аля.
– Ты не могла бы… дать мне пару рекомендаций, как из себя слезу вышибать? Ты же у нас профессионалка в этой области. Боюсь, когда я тебя в гробу увижу, не сдержусь и заржу во всю глотку.
– Убогий ты какой-то, – скривилась Аля. – Закрой меня простыней, я твою физиономию видеть больше не могу!
– Как вам будет угодно, сударыня, – покорился Клим и осторожно прикрыл ей лицо.
– На кладбище думай о прошлом и вспоминай самые ужасные моменты в своей жизни, – тихо посоветовала Аля.
– Вот, значит, в чем фенька заключается, – усмехнулся Клим, – теперь мне понятна твоя метода. Только я лучше буду о будущем думать. Я пессимист.
– Клим…
– Да?
– Пусть гроб будет белым.
– Хорошо.
– И пусть платье тоже будет белым. И еще лилии… Пусть будут две белые лилии у меня в волосах. Знаешь, я ведь тоже пессимист, но сейчас мне очень хочется надеяться, что все закончится хорошо.
– Так и будет, Аля, можешь в этом не сомневаться, – чуть слышно сказал Клим, взял ее за руку и тихонечко сжал, сглотнув подкативший к горлу комок.
Доктор вернулся довольный и изрядно повеселевший – в прямом и переносном смысле этого слова.
– Оформляемся, голубушка! Пономаренко забил для вас вакантное местечко, но без справки о смерти он отказывается вас принять, – обдав Клима алкогольными парами, заявил он. – Посему: удостоверяю вашу смерть от обширного инфаркта! Пономаренко после вскрытия, – хохотнул доктор, – выпишет вам свидетельство о смерти и оформит документы, что вас дальние родственники забрали. Думаю, для того, чтобы избавиться от вашего бывшего мужа, этого будет достаточно. А дальше можете делать с этим свидетельством все, что вашей душеньке угодно. Только хочу вас предупредить: если вы официально хотите умереть и быть похороненной, вам придется на свидетельстве о смерти в ЗАГСе по месту регистрации штамп поставить и навсегда проститься с вашим паспортом. А так, вроде вы умерли – но вроде и живы. Но это уж вам решать: как говорится, я умываю руки. В конце концов, откуда я мог знать, что у той девушки, что умерла от инфаркта, был чужой паспорт и полис, – подмигнул доктор, потер ручки и деловито подсчитал на калькуляторе сумму вознаграждения за эксклюзивные услуги.
Пономаренко оказался грузным и лысым мужчиной лет сорока пяти. Природа, однако, лишив мужчину шевелюры, иной растительностью его не обделила. На его рябом лице кустились темные брови, а под мясистым лиловатым носом пышным цветом разрослись рыжие усы. Усами Пономаренко явно гордился, постоянно их теребил и вытягивал в длину, как лихой казак. Клим легко уладил все финансовые проблемы, обговорил с Пономаренко некоторые нюансы пребывания девушки в морге и отбыл, предварительно получив от Алевтины строгое наставление, чтобы он не смел ходить в ЗАГС и ставить ей штамп в свидетельстве. Клим, впрочем, спорить с Алевтиной по этому поводу не собирался. ЗАГС он рассчитывал посетить в самое ближайшее время, но совсем не для того, чтобы поставить Алевтине штамп в свидетельстве о смерти. Официальная смерть девушки совсем не входила в его планы, но как в таком случае организовать похороны, он не представлял и ругал себя за то, что сам же загнал себя в тупик.
Пономаренко решил взять дополнительные дежурства и морг не покидать, дабы не вовлекать в аферу лишних свидетелей и избежать нежелательных проблем. Алевтину он определил в маленькую каморку, как выяснилось – «кабинет», сразу же налил ей в керамическую кружку разбавленный медицинский спирт и разложил на столе, покрытом газетой, нехитрую закуску: зеленый лук, помидоры, соленые огурцы, хлеб и колечко копченой колбасы. Она выпила, не раздумывая, закашлялась и плюхнулась на продавленный диванчик.
– Ну что, девуля, давай знакомиться, раз уж нам тут с тобой два дня куковать. Меня Леней звать, – весело сказал Пономаренко, усаживаясь на стул напротив.
– Очень приятно, Леня, – кисло улыбнулась Аля. – А вы кто?
– Я смерть твоя! – заржал Леонид, отломил от кольца колбасы кусок и, сунув его в рот, принялся со смаком жевать, громко чавкая. Алечку затошнило, она проглотила вставший поперек глотки комок и мило улыбнулась. – Да ладно тебе, расслабься, – миролюбиво сказал Пономаренко и подмигнул. – Я, вообще-то, хороший, но ко мне надо долго привыкать. Вот и привыкай, все равно ведь делать нечего. Выпить еще хочешь?
– Угу, – кивнула Алечка.
– Вот и умница, – обрадовался Леня и потянулся к бутылке. – А я, девуля, сейчас в своей смене всех замещаю, некому работать, разбежались все, как крысы с тонущего корабля. Уникальный в своем роде специалист. И сторож, и санитар, и администратор, и патологоанатом. Обещали студентов на практику подкинуть из областного центра. Хотя тоже не фонтан. Спирт только весь выжрут, а толку от них никакого. Слушай, девуля, а я ж тебя знаю!
– Откуда?
– Я тебя в кино видел! Ты криминальный труп в морге изображала. Натурально так играла! Слушай, ну ты молодец, – с жаром похвалил ее Леонид и налил Алечке еще спирту. Алечка вновь выпила, не раздумывая. Впервые за всю ее карьеру в кино Алевтину узнали и похвалили игру. Ей было приятно, к тому же похвала шла от специалиста в своем роде. Выходит, не такая уж она плохая актриса! Хотя это было уже неважно, с карьерой покончено – осталось достойно отыграть последнюю свою роль.
Дальнейшее свое пребывание в морге Алечка помнила смутно, о чем нисколько не сожалела. Это было алкогольное забытье, похожее на бред. Спали урывками: она на диване, Леня на грязном ватнике на полу. Пили, закусывали, опять спали и так всю ночь и следующий день. В перерывах между сном Пономаренко каким-то непостижимым образом ухитрялся выполнять свои прямые обязанности. Алечку он щадил и подробностей своей работы не рассказывал, хотя острил на эту тему постоянно. Удивляло, что за время пребывания Алевтины в морге никто так и не позвонил и не поинтересовался ее судьбой. Однозначного вывода из этого сделать было нельзя. Либо убийца еще в городе и ждет похорон, чтобы удостовериться в ее смерти. Либо она видела, что Алю увезли в морг, и благополучно уехала. Алевтину терзал еще один вопрос: удалось ли Климу без штампа в свидетельстве о смерти договориться насчет похорон? Но когда рано утром в назначенный день в морг привезли роскошный белый гроб с вензелями и откидной крышкой на петлях, шелковое белоснежное платье, две лилии и прочие мелочи, она поняла – удалось. Казалось, Клим не забыл ни о чем и даже прикупил обещанные «белые тапочки»: стильные шелковые туфли на низком каблуке. В отдельном пакете лежали французская косметика и предметы гигиены. Косметика была совершенно новая, запакованная в красочные коробочки: туши, помады разных цветов, тюбики с тональным кремом светлых оттенков, пудра, тени, карандаши для подводки глаз. «Chanel», «Christian Dior», «Guerlain» – это всегда был предел ее мечтаний, но она никогда не могла позволить себе купить даже блеск для губ производства этих фирм. Состояние Али неминуемо приближалось к истерике. Она ополоснула лицо водой, кое-как помыла в раковине голову, просушила волосы полотенцем, уселась на диван, поковырялась в пакете и поняла, что расческа Климом не была предусмотрена. Просить расческу у лысого Пономаренко Алечка посчитала верхом идиотизма, но с волосами нужно было что-то делать. Пришлось причесываться вилкой.