Значит, он напал на Ингу по приказу Вадима Спасского. Значит, этот самый Спасский узнал о шашнях своей женушки с Максом и решил отомстить им обоим. Убил, потом сшил голову и тело и подсунул это все Инге.
Но она-то при чем? Зачем ей устраивать такую подлянку? Что она Спасскому сделала плохого? Да она знать о нем не знала до вчерашнего дня! И потом, с виду Спасский – нормальный человек, солидный уважаемый бизнесмен, для чего ему мстить так ужасно? Крыша от ревности поехала? Не верится что-то.
Говорила же пьянчуга Катька, что он запросто может выгнать Ульянку в чем есть, оставить ее без копейки. Для женщины вроде нее это самая страшная месть, зачем же такой сложный способ? И такой кошмарный? И зачем он подослал к Инге того типа из службы безопасности и что тот требовал отдать?
«Ничего я у него не брала, – подумала Инга, – мне чужого не надо. Мне бы со своим разобраться».
И последний вопрос: кто этого типа убрал там, в туалете? И почему не тронули Ингу? Да, вопросов у нее больше, чем ответов. Точнее, ответов нет совсем.
Поймав взгляд официантки, Инга поняла, что пора уходить.
Вадим Спасский в сопровождении небольшой свиты пришел в модный ресторан «Золотая панда». Здесь у него была назначена встреча с крупным городским чиновником, от которого зависел очередной строительный проект Спасского. Очень амбициозный проект. Чиновника, само собой, нужно было накормить обедом, и не каким-нибудь, а соответствующим по размаху предстоящей сделке. Сам чиновник, демонстрируя свою значительность, опаздывал.
Спасский заказал чашку кофе и, прежде чем приступить к изучению многостраничного меню, огляделся, проверяя, нет ли в ресторане знакомых. За угловым столиком он увидел близкую приятельницу жены Лилю Шилову.
Спасский удивился: насколько он знал, Лиля вместе с Ульяной должны были сейчас находиться в Перми на лекциях знаменитого тибетского гуру, специалиста по очищению кармы и настройке внутренней гармонии. Вадим не возражал против таких увлечений жены, руководствуясь старым правилом – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. И не смотрело на посторонних мужчин, мысленно добавлял ревнивый бизнесмен.
И вот теперь Лиля здесь, а где Ульяна? Все еще в Перми?
Спасский поднялся, пересек зал под удивленными взглядами и подошел к столику Шиловой.
– Привет, – проговорил он мрачно, – ты давно вернулась?
– О, Вадик, привет! – оживилась Лиля. – Откуда я должна вернуться?
– Как откуда? – Спасский оглядел ее с ног до головы. – Из Перми. Ведь вы с Ульяной уехали в Пермь на лекции этого монгольского шамана. Или китайского монаха.
– Ах, ты о лекциях гуру! – воскликнула Лиля, закатив глаза. – Так я еще позавчера вернулась. Я уже и забыла, что была в Перми. Тут столько новых событий, столько впечатлений. Вика Симонова пластику сделала, Лика Короткова…
– Постой! – Спасский остановил ее властным жестом руки. – О Вике и Лике мне в данный момент неинтересно. Ты мне скажи, почему Ульяна не вернулась? Она что, осталась в Перми на какие-нибудь дополнительные занятия?
– Ульяна? – Лиля удивленно захлопала глазами. – А Ульяны там вообще не было, она в последний момент передумала. Так что, ты думал, что она в Перми? – В глазах Лили загорелся жгучий интерес, граничащий с восторгом.
– Я ничего не думал, – оборвал ее Спасский, обжигая взглядом, – забудь. Поняла?
– Поняла-а, – протянула Лиля, прикидывая, кому из подруг первой сообщить сенсационную новость, что в семье Спасских назревает развод.
– И никому не болтай! – добавил Спасский, перехватив ее взгляд. – А то – ты меня знаешь!
– Знаю. – Лиля потупилась и подумала, что, пожалуй, новость придется оставить при себе. Вадим Спасский – человек влиятельный и опасный, иметь его в числе врагов очень и очень чревато.
В это время в ресторане появился долгожданный чиновник, и Спасский вернулся за свой стол.
На протяжении обеда Вадим Спасский был невнимателен, что вызвало недовольство чиновника.
Едва дождавшись окончания, он отправился в свой офис, чтобы обдумать ситуацию и выработать необходимые меры.
Проходя через приемную, увидел, что секретарша Нелли Леонидовна держит в руках большой плотный конверт.
– Вадим Михайлович, – окликнула она шефа, – на ваше имя какой-то конверт пришел. Мне открыть, проверить, что там?
Спасский, который секунду назад думать не думал ни о каком конверте, вдруг резко остановился.
– На мое имя? – переспросил он. – Не на адрес фирмы?
– Нет, написано – вам лично.
– Пришло обычной почтой?
– Нет. – Секретарша заметно смутилась.
– А какой же тогда? – настаивал Спасский. – Курьерской доставкой?
– Н-наверное, – протянула Нелли Леонидовна. Неуверенность не была ее обычной чертой.
– Так как же оно появилось?
– Я вышла буквально на минутку, а когда вернулась – оно уже лежало на столе.
Достичь высокого положения в бизнесе Спасскому помогла блестяще развитая интуиция, к которой он привык прислушиваться. Сейчас эта интуиция говорила, что плотный конверт в руках секретарши значит очень много. Больше того, что этот конверт имеет прямое отношение к загадочному исчезновению Ульяны.
– Давайте! – резко проговорил он и властным жестом протянул руку за конвертом.
Нелли Леонидовна с явным сожалением отдала его. Ей самой не терпелось ознакомиться с содержимым.
Спасский вошел в кабинет и плотно закрыл дверь. Он подозревал, что Нелли подслушивает под дверью. Но уж подглядывать она вряд ли сможет.
Он положил письмо перед собой и на мгновение задумался.
На конверте, разумеется, не было обратного адреса. Не было и почтового штемпеля – только крупная надпись, отпечатанная стандартным шрифтом на струйном принтере: «Вадиму Спасскому, лично».
Значит, кто-то принес этот конверт в офис и положил на стол секретарши.
Выходит, кто угодно может проникнуть в его офис. Больше того, почти в его кабинет. Любой посторонний человек.
Или не посторонний? Или шпион обосновался у него под боком?
После этого стоит ли удивляться, что из фирмы пропали такие важные документы?
Спасский еще раз внимательно оглядел письмо.
Ничего, кроме его имени, на конверте не было.
Могут быть еще отпечатки пальцев того, кто этот конверт запечатал и доставил, но сейчас об отпечатках пальцев знают все, и тот, кто его доставил, наверняка был в перчатках.
Спасский поймал себя на том, что тянет время, не хочет открывать, потому что в глубине души понимает – то, что он в этом письме увидит, ему не понравится. Очень не понравится.