– Значит, вот что ты рассматривала с таким заговорщицким видом? Свою статью в этой газетенке? – спросил меня Луи резким сухим тоном, как только дослушал сообщение.
– Это совсем не то, что ты думаешь…
– Я ничего не думаю. Я хотел бы только, чтобы ты мне все объяснила. Я напоминаю указания Жана-Марка: как можно меньше контактов со стороной противника до начала процесса.
Зерки-прилизанный очень четко выразился по этому поводу за бокалом вина несколько дней назад, когда мы сидели все вместе на террасе «Трезора»: ни в коем случае не допустить, чтобы Дэвид увидел хоть краем глаза то, что у нас есть на него – особенно знаменитое видео с русскими проститутками. В преддверии двух слушаний (одно – по делу Делакруа, второе – касающееся скандала в галерее Соважа) это было очень важно. Пока суд не вынес решение, угроза тюремного заключения сроком до трех лет по-прежнему висела над головой Луи. Этого было достаточно, чтобы понять его взволнованность и осторожность.
Я рассказала Луи об условиях сделки, которую заключила с Франсуа Маршадо: статья о повседневной жизни генерального директора группы Барле в обмен на информацию о его связях и способах расследования.
– И ради того, чтобы копаться в прошлом моей семьи, ты поставила под угрозу мое нынешнее положение, – помолчав, резко заключил он.
– Я ничего не ставила под угрозу. Сообщение Хлои – это всего лишь блеф.
– Почему-то мне так не показалось…
– С юридической точки зрения нет доказательств, что я автор статьи. Если адвокат Дэвида хочет во что бы то ни стало свалить на кого-нибудь вину, он может это сделать только с официальными представителями «Экономиста».
– Зная Боффора, я готов держать пари, что жалоба, которой он угрожает, уже подана в суд. Этот тип – настоящий ротвейлер: ты не успеешь показать ему палец, как он откусит всю руку.
Как будто поняв, что речь идет о собаках, Фелисите пришла и встала между нами, потершись о лодыжки Луи, затем о мои ноги.
Я уже собиралась отступить, оставив Луи с его плохо сдерживаемым раздражением, когда он уже более мягко и ласково взял меня за запястье.
– Могу я тебя спросить…
Казалось, Луи колеблется. Или он боялся моего ответа?
– О чем же?
– …О том, что же нашел Маршадо, суя везде свой нос?
Ага, все-таки мои поиски интересовали его, того, кто сам всегда уклонялся от моих вопросов и бессовестно лгал о своем прошлом.
Может, это было знаком того, что он постепенно начинает открываться? Может, Луи собирался поделиться со мной последними секретами своей жизни сейчас, когда брак сделал нас единым и нераздельным целым? Или он просто пытался убедиться, что мой союзник и я играем на его стороне и что ничего из наших недавних «находок» не причинит ему вред?
– Ничего такого, чего бы ты уже не знал об Эмили и Дэвиде Лебурде.
Я намеренно выбрала эти имена и эту фамилию. Стоя с невозмутимым выражением лица, Луи не пошевелился. Но его молчание означало согласие.
– …Или ничего такого, чего бы ты уже не видел, впрочем, – продолжила я, доставая из сумки свой ноутбук.
Несколькими быстрыми кликами я вывела на экран последние данные, которые прислал мне Маршадо: рождественское фото под елкой (снимок семьи Лебурде), затем заявление о приеме Эмили в Сен Броладр.
– Ну что ж… Предполагается, что я должен что-нибудь добавить к этому? – спросил он с суровым выражением лица.
– Я не знаю. Это ты должен мне сказать… Речь идет о твоем приемном брате и о твоей большой юношеской любви.
Он скривился, словно не соглашаясь с последней фразой.
– Что? – Я продолжала настаивать. – Разве не так ты к ней относился?
Он уставился на меня странным взглядом, в котором мелькали то нежность, то горечь, словно это откровение, к которому я мягко подводила Луи, было для него как облегчением, так и унижением.
– Так, – тихо согласился он. – Так.
– Ты очень ее любил?
– Да, – снова сказал он.
– Разве что тебя смущает ее имя. Ты предпочитаешь, чтобы я называла ее Аврора?
– Нет. Это не важно.
Его внутреннее смятение читалось в дрожании уголков губ. Небольшие морщинки появились на лбу и в уголках глаз.
Точно какая-то внешняя сила не позволяла Луи произнести слова, которые бы его наконец освободили. Он был словно заперт изнутри, но у кого же ключ?
– Тогда что же? Ты все еще ее любишь?
– Нет, конечно! – резко возмутился он.
Но тотчас же взял себя в руки и, обхватив мою талию, прижал меня к себе изящным движением, словно танцор танго.
– Ты знаешь, кого я люблю сейчас.
– Ее двойника? – Я намеренно задала этот вопрос, желая, чтобы он опроверг мое предположение.
– Я не могу обманывать тебя, именно так я думал поначалу, узнав о твоем существовании… Но то, что у нас было с ней, не идет ни в какое сравнение с тем, что сейчас происходит между мной и тобой.
Впервые он открыто говорил об Авроре как о важной части своей прошлой жизни.
– Вот как?
Он на мгновенье задумался, подбирая слова, и затем с пылким блеском, появившимся в глазах, заявил:
– Я никогда не посвящал Аврору во все, что со мной происходило. Я никогда не проводил целый год, закрывшись в «Шарме», чтобы заниматься с ней любовью дни и ночи. Я никогда не разделял с ней той страсти к писательству, которая объединяет нас с тобой…
Перечень всего того, что нас сближало, оказался убедителен. Но тем не менее мысль о том, что я была всего лишь более молодым и в самом деле более страстным двойником, по-прежнему терзала меня…
– Если наши отношения тебя настолько удовлетворяют, у тебя нет никаких причин сердиться на Дэвида.
– И впрямь… На самом деле я всего лишь пытаюсь защититься от его нападок. Как только мой судебный процесс завершится, я буду думать, что мы с ним квиты.
Я не смогла удержаться от мысли, что каждый продолжит придерживаться своей версии об одной и той же женщине и секреты будут по-прежнему надежно держаться в тайне.
Но если было похоже, что Луи готов зарыть в землю топор войны, то наступательные действия, которые предпринял сегодня Дэвид, не казались мне вдохновленными таким же пацифизмом. Что еще он приберег для нас? На секунду подумав о фотографии со мной, голой и распятой, которую Дэвид сделал в черной комнате, я заставила себя прогнать из головы эти воспоминания.
– В свою очередь, – вновь заговорил Луи, запечатлев нежный поцелуй на моем лбу, – я ожидаю от тебя такого же нейтралитета. Прекращай свои игры в Шерлока Холмса.
– Какая жалость. Я только вошла во вкус этой роли, – попыталась отшутиться я.