— Но рано или поздно он все равно посмотрит ее. Хотел бы только заметить, сэр Уильям, — осторожно сказал я, — что нам не имеет смысла рассуждать на тему о том, посмотрит он свою почту сразу или нет. Я не могу послать мастеру Джону e-mail. — Я выдержал паузу. — У нас что, есть тут компьютер?

Эти Раллерманы и в самом деле настоящие волшебники! Мало того что они нашли нам пристанище, так они еще нашли нам компьютер. Быстро разузнали как-то по своим каналам — и вот тебе пожалуйста!

— А какой марки? «Макинтош»? — спросил я на всякий случай.

Большой Раллерман кивнул.

— Наша техничка утверждает, что это «Макинтош», — заверил он.

— Техничка?

— Это мы так зовем одну нашу специалистку. Она у нас — рябчатая, жила какое-то время в клетке, в лаборатории, насмотрелась всякого и кое в чем теперь разбирается. Особенно в технике. Вот мы и зовем ее между собой техничкой. «Макинтош» — звучит благородно. Наш господин Хомяк на другом, конечно, не работает, — не без ехидства сказал Большой Раллерман и громко рассмеялся своей шутке.

Я попытался было объяснить ему, что благородство тут совершенно ни при чем, но он только отмахнулся от меня.

Большой Раллерман нанес нам визит для того, чтобы, во-первых, самолично убедиться, что у нас все в порядке и мы всем довольны, а во-вторых, для того, чтобы еще раз поблагодарить господ артистов за вчерашнее выступление, которое он до сих пор не может забыть. От таких похвал наши клоуны были на седьмом небе от счастья.

— Гляди веселей, хомяк! — обратился ко мне Большой Раллерман, заметив, видимо, что от всех этих церемоний и всеобщих изъявлений любви я несколько устал. — А теперь давай о деле, — сказал он, посерьезнев. — В доме, где стоит твой «Макинтош», есть кошка. Это, с одной стороны, хорошо, потому что ты можешь воспользоваться кошачьим ходом, — там в дверях сделано такое окошечко, чтобы кошка могла свободно ходить туда-сюда. С другой стороны, это плохо. Потому что тамошняя кошка, в отличие от вашего окультуренного сэра Уильяма, грызунов не жалует. Наша техничка рассказывала, что эта зверюга у нее на глазах сожрала одного грызуна, который был приблизительно такого же размера, как я. Крысы обходят этот дом стороной. Зовут эту свирепую даму Сабрина.

— Я ведь не один пойду туда, а с сэром Уильямом. Наверное, он уж сумеет как-нибудь втолковать этой особе, что меня трогать нельзя.

Большой Раллерман кивнул:

— Но я все равно тебе советую держать ухо востро. С этими кошками никогда не знаешь… — Он положил мне лапу на плечо. — Ладно, Фредди, ни пуха тебе ни хвоста!

Не могу сказать, что я обрадовался, услышав о том, какие сюрпризы меня ждут в доме с компьютером. Перспектива рисовалась мне не очень-то радужной. И все же мне пришлось сесть верхом на сэра Уильяма и отправиться в путь. Пока мы неслись в ночи по канализационным трубам, шахтам, подземным туннелям, я пытался запомнить как можно точнее все повороты и завороты, стараясь удержать, кроме того, в памяти сложную картину запахов и звуков. После завершения операции мне придется самому вести сэра Уильяма к старому дому, потому что Карла Раллерман собиралась только проводить нас и сразу назад. Крысы предпочитают в одиночку по чужим территориям не бродить. Такие вторжения не поощряются и могут закончиться весьма плачевно.

— Приехали! — услышал я свистящий шепот Карлы Раллерман.

Сэр Уильям затормозил.

— Это здесь, — сказала она. Перед нами зияло гигантское отверстие канализационной трубы, которая в этом месте выходила наружу.

— И что, прикажете мне туда лезть? — Сэр Уильям покачал головой. Восторга он явно не испытывал.

— Труба здесь бетонная. Бетон пупырчатый, грубой работы. Так что тебе, с твоими когтями, будет раз плюнуть выбраться наверх. Теперь последнее. — Карла нервничала, ей не терпелось поскорее убраться восвояси. — Труба идет сначала по канаве, которая потом раздваивается. Пойдете по левому рукаву, до куста. Там уже можете вылезать из канавы. Вылезете — увидите сад. В саду дом. К нему ведет единственная дорожка. В доме только одна дверь. В ней сделан лаз для тамошней кошки. — Карла замялась. — Как ты думаешь, сумеешь уломать ее? Справишься? — осторожно спросила она.

Сэр Уильям с удивлением посмотрел на Карлу:

— А почему бы и нет, любезнейшая? Не вижу проблем.

— Нет, это я так… Просто она… она не такая культурная кошка… И с окультуренными котами она, наверное, не то чтобы очень умеет обходиться… Ну да ладно… Все. Я делаю лапы.

— Спасибо, Карла, — сказал я.

— Не за что, — ответила она. — И держи нос морковкой, Фредди! Пока кто-нибудь не откусит! — бросила она уже на ходу и скрылась в темноте.

Ну и шуточки у этих Раллерманов.

Наружу мы выбрались в два счета. Сэр Уильям легко преодолел все препятствия, и вот мы уже очутились в саду. В глубине чернел безмолвный дом. Тишина. Понятное дело, ночью большинство людей спит.

Сэр Уильям осторожно подобрался к кошачьему лазу.

— Я думаю, будет лучше, если мы не станем вламываться без приглашения. Может быть, ты позовешь эту кошку?

— Отличная мысль, дружок! Как ее там зовут?

— Сабрина.

— Звучит неплохо. Весьма и весьма. — Сэр Уильям задумался на секунду. — Мисс Сабрина! — позвал он.

Вот что значит хорошее воспитание. Все-таки окультуренный кот — это окультуренный кот. Одно только плохо, что мисс Сабрина не откликалась на наш зов. Сэр Уильям позвал ее еще раз, потом еще. Никакой реакции.

— Похоже, куда-то ушла. — Сэр Уильям вздохнул.

— Ну что ж, пойдем без приглашения.

Кот опустился на землю.

— Слезай, дружище, так мы не пройдем, — сказал он.

После того как я сполз вниз, сэр Уильям тронул дверцу лапой.

— Я пойду первым и подержу эту штуку, чтобы ты мог зайти, — прошептал он и скрылся внутри дома.

Я смотрел на дверцу, болтавшуюся на старых проржавевших петлях, которые неприятно скрипели. Но этот скрип мне нисколько не мешал. Я сидел и ждал. Как вдруг… Я похолодел от ужаса.

Неведомая сила швырнула меня на землю.

Искры посыпались из глаз.

На меня навалилось что-то тяжелое.

Я не мог пошевелить лапой.

Кошка Сабрина.

Она поймала меня.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Я чувствовал, как бешено колотится мое сердце. Я дрожал всем телом, и вместе с тем у меня было такое ощущение, будто на меня нашел столбняк. Это наше проклятие: если мы попадаем в лапы к какому-нибудь хищнику, то все — у нас наступает полный паралич воли.