Ив продолжала смотреть в окно. И казалось, говорила с собой, а не с ним.
– Он был слишком большим трусом.
Макс заглотил наживку: невинный агнец, предназначенный на заклание.
– Я не трус, мама. И не побоюсь им воспользоваться.
Ив повернулась.
– Это так? И как именно ты им воспользуешься, дорогой?
Макс не ответил. Да и к чему?
Оба знали, что означает этот дар.
Из этого пистолета он убьет Кита Уэбстера, своего отца.
Лайонел Ньюман взглянул на сидевшего напротив молодого человека и неожиданно вернулся мыслями в прошлое.
В 1952 год. В такое же ясное июньское утро.
Кейт Блэкуэлл сидела на том же стуле, что и молодой человек сейчас. Мысленно прикинув кое-что, Лайонел потрясенно осознал, что в то время Кейт было уже около шестидесяти. Он видел перед собой немолодую, но все еще красивую, безупречно одетую женщину с копной черных волос, кое-где прошитых серебряными нитями. Тогда она беспокоилась о сыне.
– Тони не в себе, Лайонел. Словно в нем что-то умерло. Я делала все, чтобы он был счастлив. Бесполезно. Он полон решимости никогда не жениться.
Проблема с Кейт Блэкуэлл заключалась в том, что хотя время от времени она просила совета у Лайонела, Брэда Роджерса и других топ-менеджеров «Крюгер-Брент», но потом никогда этим советам не следовала. Любой глупец видел, что творится с Тони Блэкуэллом. Парень хотел быть художником, а Кейт не желала об этом слышать. Ее стремление беспощадно растоптать мечты Тони стоило бедному малому рассудка. Но Кейт Блэкуэлл, словно слепая, ничего не видела вокруг. И сошла в могилу в полной уверенности, что была прекрасной матерью своему сыну. Это Тони подвел ее.
Конечно, Тони Блэкуэлл женился. И несколько месяцев был счастлив, безоблачно счастлив, пока его жена Мэриен не умерла родами.
– Все они мертвы. Кейт, Тони, Мэриен. Но я еще здесь. Тот же офис. Та же семья. Те же проблемы. Что за странная штука жизнь!
Молодой человек, сидевший напротив Лайонела, был Робертом Темплтоном, правнуком Кейт Блэкуэлл. Если бы Тони не женился, молодого Роберта не было бы на свете. Ни в офисе Лайонела, ни на земле. Но Кейт и здесь получила то, чего добивалась. Почти невозможно поверить, что парню уже девятнадцать лет: шесть футов роста, красавец блондин, идол девчонок.
Но он уже не ребенок, а мужчина. В этом-то вся беда.
– И вы не сможете мне помешать.
Тон Роберта был угрюмым и агрессивным. Он сел прямее, положил на колени руки с длинными пальцами пианиста и вызывающе уставился на старика.
– Я уже взрослый человек. Это мое и только мое решение. Покажите, где подписать, и я уберусь отсюда.
– Боюсь, Роберт, все не так просто.
Лайонел провел морщинистой рукой по жестким, с сильной проседью волосам, чем еще больше напомнил Роберту престарелого кролика. Кончик его носа постоянно подергивался, словно он по запаху улавливал нюансы юридических уловок. Даже офис походил на нору: панели темного дерева, тусклые лампы от Тиффани, и переплетенные в винно-красную кожу тома правовой литературы, которыми был забит каждый уголок комнаты.
– Твой отец…
– Мой отец не имеет к этому никакого отношения! – завопил Роберт, ударив кулаком по столу. Верхние листы аккуратно сложенных документов сползли на столешницу. Старик даже глазом не повел.
Похоже, у мальчика взрывной характер прабабки. Но его этим не испугаешь! Ему не привыкать к воплям обозленных Блэкуэллов. Он тут и не такое слышал.
Какая жалость! Роберт был очень милым маленьким мальчиком! Недаром Кейт так его любила. Но, по мнению Лайонела, он вырос избалованным молодым человеком. В девятнадцать лет парень уже имел приводы в полицию за воровство и употребление наркотиков. Воровство! Что понадобилось красть наследнику «Крюгер-Брент»?!
Лайонел Ньюман достаточно прожил, чтобы знать: такое почти непристойное богатство, как у Блэкуэллов, – скорее проклятие, чем благословение. Робби Темплтон, похоже, пойдет по той же дорожке, что и бедная Кристина Онассис: наркотики, спиртное и депрессия. Почему-то Робби напоминал Лайонелу шекспировского Гамлета. Датский принц раздумывал, стоит ли покоряться «пращам и стрелам горестной судьбы». Судьба Робби была поистине горестной. Если вдуматься, принц датский был нищим по сравнению с состоянием Блэкуэллов. Что же до «пращей и стрел» – молодой Роберт сам навлекал на себя неприятности.
Но Лайонел во всем винил отца мальчишки. После несчастного инцидента с пистолетом Питер, казалось, совершенно отрекся от всех родительских обязанностей. Слишком сильно терзался угрызениями совести, чтобы приструнить собственных детей.
Что нужно Роберту – так это послужить в армии. Там из него сделают мужчину.
Ничто так надежно не приводит в чувство молодого обормота, как небольшая война.
– Твой отец как председатель и пожизненный член совета директоров «Крюгер-Брент» должен быть уведомлен о решениях, которые могут существенным образом повлиять на компанию.
– Но никто не может мне помешать отдать мое наследство! Он может рвать и метать, если ему от этого станет легче. Но в результате ничего не изменится, так ведь?
Лайонел покачал головой. Столько гнева! Такая самоуверенность. Самонадеянность юных…
– В принципе, Роберт, ты прав. Решение зависит от тебя. Однако как поверенный твоей семьи в течение сорока лет я обязан уведомить…
Но Робби ничего не желал слушать.
– Отдай компанию тому, кому есть до нее дело. Я не хочу и никогда не хотел «Крюгер-Брент». И плевать мне на мое проклятое семейство! Ни один ни черта не стоит… кроме Лекси, конечно.
Он пришел к главному в своей жизни решению вчера вечером. Честно сказать, в то время он был под кайфом, затерян в текилово-героиновом тумане и сидел за грязным, расстроенным пианино в «Томмиз», бруклинском гей-баре. Какой-то парень постарше, строивший ему глазки весь вечер, заорал:
– Знаешь, малыш, ты мог бы зарабатывать этим дерьмом себе на жизнь!
Мужчина просто хотел подольститься к красивому пианисту, но Робби словно пулей прошило мозг.
Он действительно может зарабатывать игрой! Может сбежать. Подальше от папаши, подальше от «Крюгер-Брент», подальше от преследующих его демонов. Изменить имя. Играть на пианино в каком-нибудь захудалом баре. Понять, кто он есть на самом деле.
Робби Темплтона не интересовали тревоги, предостережения и нытье старого Ньюмана. Он хотел свободы.
– Сейчас!
Он схватил лист бумаги и ручку и нацарапал несколько строк, которые должны были навеки изменить его жизнь…
Я, Роберт Темплтон, настоящим отказываюсь от всех претензий на имущество и наследство, оставленное мне моей прабабушкой Кейт Блэкуэлл, включая права на пользование акциями «Крюгер-Брент лимитед», в пользу моей сестры, Александры Темплтон.