– Почему ты мне все это рассказываешь? – нервно тряхнув головой, спросил он. – Кажется, ты говорила, что Тома – твоя близкая подруга.
– Именно поэтому я и ставлю тебя в известность. Я не хочу, чтобы она сразу же после освобождения вновь попала за решетку из-за такой мрази, как ты, – жестко сказала Нина, сказала, потому что должна была так поступить: отомстила за подругу, но в душе ей почему-то было жалко этого мальчишку. Пожалуй, Томочка слегка преувеличивала, когда рассказывала ей о гнусном поступке своего любовника, решила Ниночка и отчаянно зевнула.
Оставшуюся дорогу они ехали молча. Влад сосредоточенно вел машину и думал о чем-то своем. Она задремала и проснулась уже в Москве, когда он не очень-то вежливо толкнул ее в бок и сообщил, что приехали.
– Третий подъезд, четвертый этаж, квартира 123, – сообщил он и, вложив ей в руку ключи, не простившись, уехал.
«Обиделся», – решила Ниночка и огляделась по сторонам. Был уже вечер. Теплый и ласковый. Во дворе, на детской площадке, беззаботно веселилась молодежь, громко надрывался магнитофон, парочка припозднившихся бабушек шушукались на лавочке у соседнего подъезда, с подозрением поглядывая на нее, пожилой мужчина прогуливался с собакой…
Нина подняла голову и посмотрела на окна дома, в котором ей предстояло жить, подбросила в руке связку ключей от своей новой жизни и решительно вошла в подъезд.
Несколько километров от Москвы. Резкий поворот с шоссе. Небольшой провинциальный городок. Смешные нелепые магазинчики с сельским колоритом, обшарпанная школа, ветхая больничка, кинотеатр, странные пятиэтажные дома с рваными, замазанными мастикой швами, тусклыми окошками и занавесками в цветочек, облезлые собаки, забитые мусором помойки, узкие щербатые улочки, названные в честь вождей мирового пролетариата и военачальников Второй мировой войны, и, что самое удивительное, – обилие светофоров, буквально на каждом перекрестке…
Главная улица неожиданно уперлась в привокзальную площадь, усеянную по периметру разноцветными, ярко освещенными торговыми палатками и опустевшими дощатыми прилавками рыночных рядов.
Михаэль озадаченно почесал макушку, кое-как припарковался и вылез из своего сверкающего серебром «БМВ».
– Скажите, пожалуйста, как мне в деревню Ивашкино проехать? – вежливо поинтересовался он у сухощавой старушки, завернутой, как кокон, в длинный пуховый платок, из-под которого выглядывал кусок ярко-розового пуховика, торчали худые ноги в обвисших на коленях грязно-серых лохматых рейтузах, а завершали «композицию» кокетливые белые валенки 45 размера. Но больше всего Михаэля поразила не одежда – платок фиксировал на груди бабки большой круглый значок с загадочной надписью: «Если хочешь похудеть – спроси меня, как».
Михаэль заметил значок не сразу, а когда увидел его и понял смысл написанного, то бежать уже было поздно – старушка вполне профессионально окинула его пытливым взглядом, точным молниеносным движением схватила за рукав цепкой костлявой рукой и лучезарно улыбнулась ему беззубым ртом.
«Ну, все», – обреченно подумал он и тяжело вздохнул. Сейчас его будут долго и нудно посвящать в тайны и секреты самых лучших пищевых добавок, способных в мгновенье ока помочь человеку сбросить лишний вес. Крюгеру в голову пришла странная мысль, что, возможно, бабушку пригласили на данную вакансию не случайно, решив таким образом наглядно продемонстрировать потенциальным клиентам мумифицированный рекламный образец счастливца, последовательно прошедшего все этапы похудения. Худшую перспективу представить себе было невозможно, однако…
– Двадцать, – неожиданно сказала бабка и хитро прищурилась.
– Что – «двадцать»? – растерялся Михаэль.
– Не рублев, естественно, – ухмыльнулась бабуся. – У нас тута все по международному стандарту. Плати 20 уё, на меньшее я не согласная, даже не уговаривай.
На что именно бабка должна была согласиться за 20 долларов, Михаэль представлял себе с трудом, лишь где-то в подкорке его мозга мелькнула ужасная разгадка, но он настойчиво отогнал ее прочь, очень сильно опасаясь за свой пока еще здоровый рассудок.
– Так чаво? – заискивающе заглядывая в его глаза, кокетливо спросила старуха. – Сговоримся али как? Смотри, последний раз свои услуги предлагаю, мы покамест гордость свою гражданскую не всю растеряли!
– Спасибо, не надо, – выдавил из себя Михаэль и почувствовал, как к горлу подступает неотвратимая тошнота.
– Ишь ты, ну-ну, – мгновенно теряя к Михаэлю интерес, прогнусавила бабка и развернулась к нему спиной, потом опять повернулась лицом и ворчливо добавила: – Стой тепереча здеся, покамест задницу не отморозишь. Все равно дорогу до Ивашкина тябе никто за меньшую деньгу не покажет. А сам ты енту дорогу ни в жисть не найдешь, вот тябе крест, – бабка размашисто перекрестилась и с удивлением посмотрела на Крюгера, громогласный хохот которого разнесся над привокзальной площадью и заглушил протяжный гудок проходившего мимо товарняка.
Продолжая истерически хохотать, Крюгер выудил из кармана деньги и протянул предприимчивой бабке купюру.
– Это 20 Евро, – сквозь слезы объяснил он, – долларов нет. Но, если хотите, могу рубли по курсу выдать.
– Евры тоже принимаем, – перебила его старуха, и банкнота в мгновенье ока исчезла в недрах ее одеяний. – Тепереча сюда слушай, – по-деловому сказала она и взяла его под локоток. – Помнишь, я давеча тябе намекнула, что до Ивашкина ты дорогу ни в жисть не найдешь?
– Ну, – озадаченно подтвердил Михаэль: поведение бабки и странный блеск в ее глазах стал понемногу настораживать его.
– Так вот, я тябя не обманывала, потому как дороги той отродясь не было и нет! – сообщила бабка и радостно захихикала.
– А ну гони деньги обратно! – разгневанно потребовал Михаэль и попытался было ухватить бабку за руку, но она увернулась и, как молодая лань, отпрыгнула на безопасное расстояние.
– Не горлопань, а то горло простудишь, – миролюбиво сказала бабуся. – Вот ведь молодежь нынче пошла – никакого тябе уважения к старшему поколению! Короче, слушай сюда. Тачку свою заморскую здеся оставь, я, так и быть, пригляжу за ней, а сам вона туда иди, как через пути перейдешь, так сразу в Ивашкине и окажесся. И вот еще чаво, ты морду-то свою расправь. Чаво сморщился, как ляжалое яблоко? Кажный, как могет, зарабатываит – время такое: рыночна экономика, чтоб ей пусто было, инфляция, опять жа. На пенсию не проживешь, а я вот в день сотенку баксев подымаю, делюся с братвою и ментами, а чаво остается – детишкам отдаю. Непутевые они у мяня, дочка никак работу приличную найти не могет. Вона, видал, подарила спецодежду свою, – указав на значок, пояснила бабка. – Я енто дело как брошку ношу. А чаво, красиво, и держит крепко. Ну ничаво, проживем, поработаю еще с годок… А то и два осилю. Покамест к ней в Ивашкино едуть – место энто всегда доход приносить будет. Хотя работа эта стремная больно стала, без лукавства тябе говорю, иной раз и по башке схлопотать можно! Но это уж от быстроты и ловкости зависить. Главное, до магазинчика с хозтоварами успеть доскакать, а там уж меня ребятки страхують и все разборчиво объясняють несговорчивым товарищам. Еще одна бяда – среди богатеньких редко такие щедрые, как ты, попадаются, чаще торгуются до опупения, покамест до пятерки тариф не скинут. Ладно, дорогу я тябе указала, деньгу отработала, только зря ты приехал – нету ее сейчас. Приезжай через неделю, числа 10 они обещались воротиться.