– Лучше мужу своему позвони и расскажи, как ты его слабительным угостила, – сухо сказала Аля. – Заодно поинтересуйся у него, слез он уже с унитаза или, может, до сих пор в тяжких думах размышляет, как страну из кризиса вывести?
Маша, которая уже тыкала пальцами в кнопки аппарата, медленно положила трубку на рычаг и обернулась.
– Ты не посмеешь, – потрясенно воскликнула она.
– Не посмею – что? Посвятить твоего мужа в то обстоятельство, что ты терпеть не можешь трусики «танго»? – жестко спросила Аля.
– Я тебя ненавижу, – отчеканила Мария.
– Неужели? – иронически приподняла бровки Аля. – Надо же, какая неожиданная новость! Только я никак не могу понять, за что? Что я тебе плохого сделала, Маша?
– Да, что она тебе сделала, Мари? – прогундосил Ольсен, которому надоело безучастно наблюдать за склокой.
Девушки вздрогнули и синхронно посмотрели на Рута. Ольсен достал из кармана лекарство от аллергии, прыснул себе в нос, радостно подмигнул Марии и похлопал себя по колену. Мария робко улыбнулась ему и недовольно покосилась на Алевтину и Клима. Ее взгляд был красноречив и говорил, что ее с Рутом следует немедленно оставить наедине. Собственно, кто бы спорил!
Клим помог Алевтине подняться, протянул ей изрядно потрепанный букет, обнял за плечи и повел к выходу. Она молча подчинилась. На душе было скверно. Теперь Алевтина поняла, на что намекал ей Варламов перед премьерой. Он попытался подготовить ее к неизбежной зависти со стороны коллег, которые не простят ей успеха, и оказался прав. Вспомнилось прошлое лето и милая одноклассница Катя Мухина, которая пыталась довести ее до самоубийства. Все повторилось. Теперь вот Машенька Леви мечтала сделать из нее неврастеничку, ухитрилась даже – ради того, чтобы испортить ей праздник, – раздобыть где-то дохлую крысу! Не исключено, что она купила ее в зоомагазине и собственными руками убила несчастное животное. Кем же нужно быть, чтобы придумать и осуществить подобное?! А главное, как нужно уметь ненавидеть! К счастью, план сорвался. Но кто знает, сколько еще таких вот Кать и Маш встретится на ее пути? А ведь Мария Леви была одной из ее любимых актрис. Яркая, талантливая, необыкновенно красивая – идеал! Фильмы с ее участием Аля всегда смотрела с наслаждением, а когда узнала, что сама Мария Леви будет ее партнершей по картине, прыгала от радости и страстно желала ей понравиться. Допрыгалась. Понравилась… Ну и плевать! Близкие, дружеские отношения с женщинами у Али вообще никогда не складывались. Как-то всю жизнь она легко обходилась без подруг, и впредь будет обходиться. Как глупо, что она дала свой телефон мадемуазель Ланж и предложила увидеться в Москве! Вот ведь наивная. Смешно, честное слово. Тоже мне – подружку нашла! Избалованную миллионершу. Мишель уже давно забыла о ее существовании. Вот и Аля о ней забудет. Уже почти забыла. Больше они никогда не увидятся, и точка! Интересно, когда она прилетит в Москву?
– Алеська, прости меня, – вякнул Клим, заваливаясь в номер. – Я больше не буду тебя ревновать, чефное слово. Ты меня еще любись?
– Какой же ты дурашка, конечно, люблю, – улыбнулась Алевтина и осторожно прикоснулась пальчиком к его разбитым губам. – Бедненький мой! Пойдем спать, я так соскучилась, – погладив его по растрепанным волосам, нежно сказала Алевтина, взяла за руку и повела к кровати. Клим покорно поплелся следом, уселся на кровать, стянул с себя пиджак…
– А это фто? – проревел он и вскочил, тыча пальцем в розу. – Фто это – я тебя спрафиваю?
– О господи! – обреченно вздохнула Алевтина и рухнула на постель.
В маленьком ресторанчике, расположенном на первом этаже гостиницы, было тихо и светло. Аккуратные столики с белоснежными скатерками, залитые утренним солнечным светом, кремовые стены, картины в пастельных тонах, изящные вазочки с букетиками живых цветов, льняные бледно-розовые салфетки – все чистенькое, свеженькое, крахмально-карамельное.
Клим занял столик у окна и сквозь стекла темных очков хмуро взглянул в меню, предложенное официанткой, такой же чистенькой, свеженькой и крахмально-карамельной. И не было ничего удивительного в том, что девушка разглядывает его с подозрением, немного нервничает и косится на телефон – в интерьер данного заведения Клим вписывался с трудом. Опухшая разбитая физиономия, темные очки и несвежая белая рубашка – хорошо еще, что он, превозмогая дикую головную боль, аккуратненько пришил оторванный после общения с Рутом карман. Подумаешь, нитки оказались желтыми! Со сна не разобрал. Пришивал ведь на скорую руку, в ванной, чтобы, не дай бог, не разбудить Алечку. А эта «карамельно-крахмальная» выпучила на него свои глазищи, как будто никогда в жизни не видела мужика после бодуна. И верно говорят, что Европа постепенно приходит к упадку. Никакого гуманизма и чуткости в людях не осталось. Ну не успел он съездить в аэропорт за своими вещами, не успел! Клим разозлился, и от злости голова его разболелась еще сильнее. Нужно было принять экстренные меры, чтобы избавиться от похмелья. Он заказал себе омлет с грибами, апельсиновый сок, кофе и пиво и в ожидании заказа прикрыл глаза. Долго ждать не пришлось: официантка ловко расставила на столе напитки, плюхнула перед ним тарелку с омлетом и, скупо пожелав ему приятного аппетита, исчезла.
Клим с отвращением посмотрел на омлет, отодвинул тарелку в сторону, схватил бокал с пивом, осушил его в два глотка, крякнул, запил апельсиновым соком и стал медленно цедить кофе.
Варламов явился с небольшим опозданием. Старик выглядел бодрым и элегантным, в тонкой светлой водолазке под горло и идеально отглаженных брюках в тон. Его длинные седые волосы были собраны в хвост и перетянуты резинкой, на носу поблескивали дорогие очки в тонкой оправе, в руке он держал потертый кожаный портфель.
«Богема, мать его…» – недовольно подумал Клим, нехотя пожал Ивану Аркадьевичу руку, снова придвинул тарелку с едой и принялся хмуро ковырять вилкой в омлете.
– Что, Клим, голова болит? – ехидно спросил Варламов, сел напротив и поставил портфель под стол.
– Как вы проницательны, – буркнул Клим. – Впрочем, у меня всегда болит голова, когда я вижу вас, любезный Иван Аркадьевич. Что на этот раз вам от меня понадобилось?
Варламов улыбнулся официантке, заказал кофе и внимательно посмотрел на Клима.
– Слышал, у тебя дела идут неважно. Ты вышел из икорного бизнеса, затеял новый проект, весьма интересный и прибыльный, кажется, элитный закрытый ночной клуб, но не рассчитал своих сил и оказался в сложном положении. Как я понял, у тебя возникли проблемы с получением кредита под новый бизнес? Да и по прошлым долгам ты не до конца рассчитался, планируя с первых прибылей погасить задолженности.
– Откуда такая осведомленность? – усмехнулся Клим.
– Довольно хорохориться, голубчик, – сухо сказал Варламов, закуривая сигарету. – Неужели ты еще не понял, что я твой друг, а не враг.
– Да в гробу я видал таких друзей! – не сдержался Клим, но тут же смутился. – Простите, Иван Аркадьевич, но давайте расставим все по своим местам. Я благодарен вам за Алю, за заботу, за участие в ее судьбе. Спасибо, что не поставили ее в известность о той мерзости, в которой мне пришлось участвовать по вашей милости, и увезли ее из России, чтобы она ни о чем не догадалась и не узнала от «добрых» людей. Я все понимаю, вы ведь намеренно увезли ее в Европу, пока все не утрясется. Возможно, если бы не вы – я никогда бы не встретил ее и не полюбил. А Алечка навсегда осталась бы актрисой эпизодических ролей. Но простить вас за то, что вы так ловко манипулировали нами, чтобы добиться своей цели, – я не могу. Вы вообще в курсе, что Антон Бенедиктович Берушин через несколько дней после возвращения в Москву из Приреченска был застрелен собственной супругой, а потом милейшая женщина, Изольда Валентиновна, покончила с собой? – глядя на старика в упор, спросил Клим. – Берушин был, конечно, порядочной сволочью и перед смертью успел мне подгадить в делах. Думаете, почему я не могу получить кредит ни в одном банке? Но цель не оправдывает средства – ясно вам?!