Вспомнились выставка и экспозиция «Зеленый апофигей». Картины были написаны хорошо, и Мишель стало жаль, что их написал не ее Пикассо. А если он? Если это были его картины и жених Алевтины просто выдал их за свои? Но куда в этом случае подевался сам Пикассо? Что, если от него попросту избавились? Заманили куда-нибудь и убили?! Мишель зажмурилась и снова опустилась в ванну с головой, вынырнула, закашлялась, нахлебавшись воды. Нет, исключено, тетушка Лиза и Варламов не стали бы совершать наказуемые законом вещи. Зачем, если можно было просто залезть в компьютер Мишель и скинуть Пикассо информацию о том, что Мишель не прилетит вовсе или прилетит, но другим рейсом? Да, именно так все и было. Что же Пикассо подумал, когда не нашел ее в аэропорту? Решил, что она его обманула? Неважно, все можно легко уладить. Решено, в Париж теперь она не вернется, назло тетке, во всяком случае, до тех пор, пока не увидится со своим Пикассо. Завтра же свяжется с ним по Интернету и договорится о встрече. Или нет, к чему ждать до завтра?
Мишель выскользнула из ванной, наскоро вытерлась полотенцем, набросила халатик и кинулась в кабинет, молясь про себя, чтобы вход в компьютер не содержал код. От волнения ее знобило. К счастью, войти в Сеть удалось без проблем. Мишель проверила личный почтовый ящик. Новых писем от Пикассо не приходило, но вся переписка осталась нетронутой, вероятно, тетушка решила оставить все как есть, чтобы не вызвать у племянницы никаких подозрений. Мишель торопливо написала письмо и отправила его на электронный адрес своего друга. Очень скоро письмо вернулось с сообщением, что такого адреса в Сети нет. Ничего не понимая, она повторила попытку, и опять безуспешно – письмо вернулось. На форуме ее сайта пользователь Пикассо тоже больше не числился, и все попытки связаться с ним через личные сообщения потерпели фиаско. Пикассо исчез, растворился, порвал с ней все контакты.
Мишель выключила компьютер. Пошатываясь, доплелась до дивана в гостиной и упала на подушки. Плакать, думать, анализировать у нее больше не было сил, нужно было поспать, хоть немного, чтобы на свежую голову все заново обдумать, взвесить и понять, как ей поступать дальше. Сон не шел. Так бывало не раз. Проклятая бессонница мучила ее с восемнадцати лет на фоне нервных потрясений или перевозбуждения. Невыносимое состояние, когда дико хочется спать, но невозможно уснуть и отключить мозги. И мысли лезут в голову нехорошие, все больше о смерти, и вздрагиваешь от каждого шороха, и сердце стучит в груди как сумасшедшее, а к утру все болит, голова ничего не соображает, накатывают безысходность и тоска, жить не хочется. Ей нужно снотворное, срочно, немедленно!
Снотворное нашлось в коробке с лекарствами на кухне. Она запила таблетку водой и вновь вернулась в гостиную. Очень скоро тело налилось свинцом, голова приятно закружилась, веки отяжелели, яркими вспышками стремительно промелькнули в памяти события сегодняшнего сумасшедшего дня, и она провалилась в сон.
Она проснулась после полудня, уставшая, разбитая, с ощущением, словно и не спала вовсе. В воздухе витал еле уловимый неприятный запах. Мишель поморщилась, распахнула окно и вновь вернулась на диван. В утреннем свете комната казалась незнакомой и какой-то другой. Что-то переменилось, как будто, пока она спала, кто-то побывал в квартире. Возможно, ночью заходила Алевтина? Заехала за вещами, тихо собрала их и опять уехала? Или не уехала? Мишель бросилась в спальню. Комната была пуста, но вчера она переодевалась здесь и видела, что постель разобрана, а сейчас – аккуратно застелена. Вещи, которые она вчера сняла и бросила как попало, теперь висели рядом с кроватью на стуле. Значит, в квартире кто-то был, пока она спала! Неужели Аля? А она все на свете проспала! Мишель взволнованно походила по комнате и, превозмогая неловкость, распахнула шкаф. Все вешалки и полки были заняты мужскими и женскими вещами, но понять, взяла ли что-то с собой Алевтина или нет, Мишель не могла.
Мишель еще раз осмотрелась и предположила, что у Алевтины с Климом могла быть горничная. Наверняка у горничной имелся ключ. Она вошла, прибрала квартиру и ушла. Но почему тогда на кухне все осталось как есть? В раковине появилась грязная чашка, а вчера ее не было. Сахарница на столе. Горничная выпила чаю, но не вымыла за собой чашку? Старалась не шуметь? Ерунда какая-то!
Пора звонить Алевтине, решила Мишель, ждать ее звонка глупо. Глупым теперь казалось все – и застеленная кровать, и дурная горничная, и поездка в Москву. Она поискала сотовый, вспомнила, что вчера оставила его в кабинете, и направилась туда. Дверь в кабинет открылась лишь на треть, словно кто-то подпирал ее изнутри, и в нос ударил неприятный тошнотворный запах.
– Аля… – тихо позвала Мишель, отпустила ручку… дверь плавно закрылась, сердце в груди гулко стукнуло. – Аля, – еще раз позвала девушка, но в кабинете стояла тишина. – Кто тут? – хрипло спросила Мишель.
Ответа не последовало. В кабинете зазвонил сотовый Алевтины – звонок пронзил тишину, и сердце Мишель снова гулко стукнуло. Стало тихо. На мгновение. Зазвонил телефон в гостиной. Он звонил и звонил, а Мишель все стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела на закрытую дверь. Страх парализовал ее, страшно было даже дышать. Телефон в гостиной на миг умолк и ожил вновь спустя минуту. Мишель глубоко вдохнула и, не отрывая взгляда от двери в кабинет, вернулась в комнату и взяла трубку.
– Алевтина! Алевтина Ивановна, это Мамонов! – проорали на том конце. – Так как? Решились, надеюсь?!
– Простите? – откашлялась Мишель.
– Нет, это вы меня простите! – снова проорал мужик, и от крика у Мишель зазвенело в ушах. – Наверное, побеспокоил! Извиняюсь. Никак приболели? Звоню, звоню, а вы трубку не берете, и голос у вас какой-то сиплый.
– Немного простудилась, – вновь откашлялась Мишель.
– Весна, матушка. Погоды нынче стоят смурные, авитаминоз опять же, – громогласно заржали на том конце. – Ну чего? Роль-то словно для вас написана, – в трубке повисла тишина, прерывающаяся кряхтением и сопением. Мишель молчала. – Ответ бы надо сейчас получить, – поторопил ее мужик. – Уйдет роль. У меня несколько актрис ее выклянчивают. Проходу не дают. Замумукался я уже, как мумрик.
– Мумрик? – удивленно переспросила Мишель. В ответ собеседник снова громогласно заржал. – Хорошо, я согласна, – отчеканила она, с трудом понимая, что же она делает.
– Во! Другой разговор. Завтра к девяти приезжайте. Ждем-с.
– Куда? – спросила Мишель.
– Ты, мать, часом не головой ли простудилась? На «Мосфильм», куда же еще! – возмутился мужик по фамилии Мамонов и от эмоций даже перешел на «ты».
– Ах да, конечно, благодарю. А… – Мишель хотела еще что-то спросить, но Мамонов уже отсоединился.
Она положила трубку.
– Я – подруга Алевтины. Если вы сейчас же не выйдете из кабинета, я звоню в полицию! – крикнула девушка, теряя самообладание. – Слышите!
В кабинете по-прежнему стояла тишина. Она на цыпочках подошла к двери, прислушалась и с силой толкнула дверь плечом – на полу, облокотившись спиной о дверь, полулежала незнакомая женщина в кружевном переднике и желтых резиновых перчатках и смотрела на Мишель стеклянными пустыми глазами – она была мертва. Мертва отвратительно и ужасно. Лицо обезобразила гримаса смерти… Комната закружилась. Стало душно и мутно. Холодная волна ужаса пробежала по позвоночнику. Она спала в одной квартире с трупом! Труп лежал в кабинете, пока Мишель бродила по квартире. Труп находился рядом, пока она переодевалась в спальне. И запах, невыносимый запах смерти витал все это время в воздухе…