– Я же сказала, что это Машка Виктора убила! – перебив Зотову, вдруг расхохоталась Звягинцева. – Так и запишите в протоколе. Она его убила, тварь! И бог ее за это наказал. А я ничего такого не сделала! Нет, я ни в чем не виновата! Это Машка все. Она – убийца. Я к ней зашла на минутку утром после премьеры, чтобы рассказать, как безобразно она себя вела на вечеринке. Она как раз собиралась, чемоданы паковала. На тумбочке, рядом с кроватью, стоял этот флакончик. Ольсен у нее в номере ночевал и, вероятно, забыл. И я видела своими глазами, как она сгребла все с тумбочки себе в дорожную сумку: ручки, блокноты, конверты… Знаете, в отелях иногда для постояльцев все это кладут. Все сгребла, и средство это от аллергии тоже. Что я могла сделать в данной ситуации? На тумбочке еще упаковка презервативов лежала, распечатанная. Вот ее она не взяла, повертела в руках, обернулась, подмигнула и мне протягивает. У меня истерика случилась, стою и хохочу ей в лицо: Машка дарит мне презервативы, которые я буду использовать, занимаясь любовью с ее мужем, которому она сама наставила рога и который тоже наставляет ей рога! Напоминает английское стихотворение «Дом, который построил Джек» – вы не находите? – Звягинцева улыбнулась, закрыла глаза и зашептала себе под нос первое четверостишие.
Зотова удивленно посмотрела на актрису: у нее это самое стихотворение тоже вертелось в голове, с той лишь разницей, что почему-то вспомнилось оно в связи со смертью политика Виктора Староверцева. Картина преступления выходила невероятная! Просто… просто мексиканский сериал какой-то. Дон Староверцев узнает об измене своей жены, нанимает киллера, чтобы тот убил любовника; киллер подсовывает жертве чудодейственное средство от аллергического насморка, которое случайно оказывается у жены заказчика; любовница знает об этом, но молчит, а далее – все мрут как мухи… «Нет, это, пожалуй, не мексиканский сериал, а еще хуже – это сериал в духе мамоновских эпопей! Подкинуть, что ли, ему идейку для сценария? – подумала Зотова. – А что, теперь я человек продвинутый. Всю кухню киноиндустрии изнутри знаю!»
Тем не менее убийство политика раскрыто, только вот привлекать некого. Зотова не сомневалась, что Анастасия знала о проблемах Леви. На это ревнивая любовница и рассчитывала: что случайность поможет ей избавиться от ненавистной соперницы. Поэтому ничего не сказала Староверцеву о том, какой «подарочек» прихватила с собой из Парижа его супруга. Все случилось бы именно так, если бы Мария Леви не попросила Староверцева разобрать свои драгоценные книги. Смерть политика стала неожиданностью и для Сергея Грушевского. Теперь Зотова поняла, что смутило ее в поведении оператора – спонтанность! Вероятно, он и сам не понимал, зачем явился в тот день к Марии Леви, и этим необдуманным поступком попросту подставил себя.
Елена Петровна посмотрела на актрису. Привлечь Звягинцеву за убийство было невозможно: любой адвокат оправдает ее за пять минут. Единственное, что можно было поставить актрисе в вину – это проникновение в чужую квартиру. Да и это тоже было под вопросом, ведь квартира принадлежала ее любовнику, ключи от которой он сам ей дал. Однако обнадеживать актрису Елена Петровна Зотова не собиралась. Звягинцева была единственным свидетелем, и только с ее помощью можно прижать Грушевского к стене и вытрясти из него информацию об Алевтине.
После посещения Марии Леви, оценив всю сложность положения, в котором Грушевский оказался, и прекрасно понимая, что очень скоро следствие узнает о смерти Рутгера Ольсена, сделает определенные выводы и будет прощупывать всех, кто был в Париже на премьере, оператор решает убрать единственного свидетеля, который может рассказать, что ночь перед премьерой датчанин провел в его номере. И этим свидетелем оказывается Алевтина Сорокина! Наблюдать за Алевтиной Грушевский начинает сразу после возвращения из Парижа, прикидывая, представляет ли для него опасность девушка или нет. Чтобы быть в курсе событий, происходящих в семье Клима Щедрина, он нанимает домработницу Симакову. А впоследствии использует ее, чтобы устранить Алевтину Сорокину…
Анастасия Звягинцева сделала Елене Петровне поистине царский подарок, когда явилась в квартиру Староверцева: теперь у следователя были все основания для задержания актрисы и мощное психологическое средство давления на свидетельницу. Грушевский попался!
– Объясните мне, Настя, одну вещь. Зачем вы пришли забрать препарат из квартиры?
– Это было глупо, да? – наивно спросила Анастасия. – Я подумала, что, если эту дрянь не найдут, правда никогда не выплывет наружу. Вы ведь сказали мне об этом сами перед уходом. Вы специально так сказали, да?
– Где Староверцев взял патогенный вид этих амеб? – спросил Варламов, решив поучаствовать в раскрытии преступления. Елена Петровна недовольно покосилась в его сторону: она не любила, когда ей мешали вести допрос. Анастасия равнодушно пожала плечами, но Елена Петровна и без Звягинцевой знала ответ на этот вопрос.
– Виктор Староверцев некоторое время учился на биофаке МГУ, не доучился, но после занялся самообразованием и страстно увлекся этой наукой. Амеб он сам выделил из загрязненной воды, создал благоприятную среду для их размножения, холил и лелеял малюток, а после нашел им применение. В его кабинете я нашла тетрадь, куда он тщательно записывал ход своих научных экспериментов. Гениальный был мужик! Его бы ум да в мирных целях. Жаль…
В дверь позвонили. Зотова направилась открывать.
– А при чем же здесь посылка с дохлой крысой? И где Аля? – озадаченно спросил Варламов. Елена Петровна обернулась. Звягинцева побледнела. Иван Аркадьевич уловил перемену в лице актрисы и медленно поднялся. Елена Петровна напряглась: выражение лица самого Варламова не сулило ничего хорошего.
– Посылку ты под дверь Алевтины подложила? – холодно спросил он. Анастасия чуть заметно кивнула. – Где Аля? Где она? Отвечай! Что ты с ней сделала?!
– Я не понимаю…
– Где моя дочь, я спрашиваю?! Убью, сука! – сквозь зубы процедил Варламов и ринулся к актрисе. Зотова схватила режиссера в охапку и попыталась его удержать.
– Это не она! Успокойтесь, Иван Аркадьевич! – кричала Зотова, сдерживая режиссера. – Не она! Она ничего про Алевтину не знает! Успокойтесь! Прошу вас, успокойтесь!
Варламов ничего не слышал и ничего не соображал. Елена Петровна грубо встряхнула его и, размахнувшись, дала Варламову по щеке. Он сразу утих. Секунду они смотрели друг другу в глаза. За спиной Зотовой жалобно завыла Анастасия. В дверь заколотили ногами. Варламов молча вышел из кухни, но Елена Петровна Зотова еще долго потом помнила его глаза, взгляд, полный удивления и отчаяния. Она нашла его в гостиной. Варламов сидел на полу, обхватив голову руками. Елена Петровна присела рядом и неуклюже погладила режиссера по спине:
– Сегодня был тяжелый день. Вам надо поспать, Иван Аркадьевич. И мне тоже. Поедемте домой, мой друг, я постелю вам на диване.
* * *
– Я ее не похищал! – настойчиво твердил Грушевский уже битых полчаса. Он оказался именно таким, каким Варламов его описал: пустым, неэмоциональным человеком, с трезвым умом. Раскололся он сразу, как только Зотова выложила перед оператором все факты и предложила сотрудничать со следствием, чтобы смягчить себе приговор. Все шло замечательно, пока Елена Петровна не спросила про исчезновение Алевтины. Грушевский уперся, как баран, и прояснять ситуацию не пожелал. – Не был я в аэропорту! Повторяю – не был! Мышьяк в сахар подмешал, но это все, что я сделал.