– Почему?
– Не знаю, почему. Как-то не довелось. Да какая разница! И вообще я Мазина сто лет в обед не видел, – возмутился Кузьма, пригладил бороду и застенчиво добавил: – Все это время я творил.
– Что творили? – не поняла Елена Петровна.
– Экстаз у меня творческий был, неужто не ясно? – обиделся Кузьма. – Закрылся в мастерской, никуда не выходил и работал.
– Долго?
– Что долго?
– Творили?
– Три дня… кажется…
– Когда видели Мазина в последний раз?
Кузьма напряженно задумался.
– Перед открытием его выставки. Мы как раз втроем отмечали: Мазин, Ван Ваныч и я. Ван Ваныч – мой приятель, сейчас он в Крым на пленэр умотал, – объяснил Кузьма и продолжил: – Потом к нам еще одна француженка присоединилась, выпускница Сорбонны.
Зотова приподнялась со стула и навалилась грудью на стол.
– Как звали француженку? – напряженно спросила следователь.
– Мишель Ланж ее звали. Да что случилось-то?
– Зачем она приходила?
– Попросила нас помочь ей разыскать одного человека, художника. Сказала, что ей больше не к кому обратиться.
– Какого художника? Пикассо?
Кузьма озадаченно посмотрел на следователя.
– Это вряд ли… – протянул он после продолжительной паузы.
– Что – вряд ли?
– Вряд ли француженка искала Пикассо, – хохотнул Кузьма. – Она вроде вменяемой выглядела.
– Значит, вы отказались ей помочь?
– Почему? – В лице Кузьмы застыло изумление и обида. – Мы помогли. Выпили за знакомство и отвезли ее к художнику Клементию Конюхову на квартиру.
– Значит, Мишель Ланж искала Клементия Конюхова?
– А хрен ее знает, кого она искала, – пожал плечами Кузьма. – Она не успела сказать: выпила – и отрубилась. Мы посовещались и решили, что, скорее всего, она Мецената разыскивает. Он у нас в галерее выставлялся, а она на открытии его вернисажа была. Ну, мы ее к Клепе и отвезли. Не оставлять же ее на полу в галерее, тем более она сказала, что потерялась! Это потом уже, с утра, я вдруг понял, что совсем не Мецената она искала, а другого человека.
– Что было дальше?
– Мы опохмелились и ушли, а француженку там оставили, у Клепы на диване, она идти не могла. «Массандра» ее подкосила.
– Что значит – оставили? Кто такая Массандра? – с ужасом спросила Зотова, живописно представив себе похождения мадемуазель Ланж.
– Не кто, а что! «Массандра» – это крымский портвейн, что же вы не знаете таких простых вещей, а еще следователь называетесь! Нехорошо, – покачал головой Кузьма Иванович.
– Мазин ушел вместе с вами?
– Ну да, естественно. У него же вечером выставка открывалась в тот день. Я тоже домой отправился и… завис в мастерской.
– И не пришли на открытие вернисажа. Что же вы не поддержали своего товарища, а еще друг называетесь? Нехорошо, – поддела Кузьму Зотова.
Матросов насупился:
– Вообще-то мы с ним в то утро поругались, поэтому я и не пошел на вернисаж.
– Что произошло?
– Да… как вам сказать, – Кузьма Иванович сконфузился, закряхтел и заворочался на стуле. – Я его попросил дать мне на один день его «Порше». Вернее, не его, но Мазин на этой тачке, как на своей, катается. Так он не дал. Всегда давал, а тут зажлобился.
– Зачем вам понадобилась эта машина?
– Впечатление хотел произвести на даму одну. Месяц штурмовал бастион, и тут, когда она почти сдалась и остался всего лишь один выстрел, такой облом! Этот гад вдруг уперся. Сказал, что тоже хочет произвести впечатление на одну даму и машина ему самому нужна. Никогда в это не поверю. Его только живопись интересует, а баб он воспринимает только как натурщиц.
– Номер машины?
– Не знаю. Не помню. Так что, адрес записывать будете?
– Значит, вы все-таки знаете, где проживает ваш приятель? – ехидно спросила Елена Петровна.
Кузьма тяжело вздохнул, сочувственно посмотрел на следователя и с расстановкой произнес:
– Нет, я не знаю, где проживает мой приятель. Я знаю адрес Мецената, Клементия Конюхова, к которому мы отвезли Мишель Ланж. Вы ведь не Мазина, а эту девушку разыскиваете, как я понимаю. Диктовать?
– Диктуйте, Кузьма, диктуйте, – попросила Елена Петровна сквозь зубы, записала нужные координаты и, поблагодарив Матросова за помощь и сообразительность, отправила его домой – «творить», а сама выехала по указанному адресу в сторону Остоженки. Кажется, она поняла, на какую даму собирался произвести впечатление Константин Мазин.
– Почему вы предварительно не позвонили? – Мишель нахмурилась и закрыла ладонью рот, пытаясь подавить зевок.
– Мобильный сдох, – недовольно проворчал Константин. Мишель хихикнула: выражение Мазина показалось ей забавным.
– Я тоже частенько забываю поставить телефон на подзарядку, – сообщила она, с интересом разглядывая своего помощника.
Сегодня он выглядел респектабельно: дорогой светлый костюм, стильные ботинки, рубашка от модного дизайнера, волосы красиво зачесаны назад. В руке – кожаный портфель. Независимый, сильный, безразличный… Лишь темные круги под глазами и некрасивый порез от бритвы на подбородке немного портили его образ. Видно было, что ночь Константин провел без сна. Впрочем, нынешней ночью ей тоже выспаться не удалось. Голод не дал: она засыпала и просыпалась, пила воду из чайника, чтобы хоть как-то унять пустой бунтующий желудок. Часам к трем ее стала преследовать навязчивая идея: украсть что-нибудь съестное из коммунальной кухни. В четыре мадемуазель Ланж не выдержала и сделала первую разведывательную вылазку в тыл врага. Совершить набег на чужой холодильник не получилось. Один из жильцов коммуналки, пожилой субъект в белой майке и длинных боксерских трусах, оказался полуночником: сидел в полумраке кухни и курил. Курил не сигареты, а что-то непонятное и невероятно вонючее. Наркоман, подумала Мишель и бросилась в свою комнату, решив через некоторое время повторить попытку. Через полчаса она снова кралась по коридору к заветной цели. Мужик в майке по-прежнему находился в кухне. Дремал за столом, свесив плешивую голову на грудь. Рядом с ним, в пепельнице, тлел смердящий окурок. Мадемуазель Ланж рванула к ближайшему холодильнику. Мужик закашлялся и пробудился. Мишель сменила траекторию движения, просвистела по кухне к раковине, тщательно помыла руки, вытерла их о штаны и с достоинством продефилировала обратно в свою комнату. Совершить еще одну вылазку не получилось. За окном начинал заниматься рассвет, квартира стала оживать, хлопнула дверь одной из комнат, по коридору прошаркали шаги в сторону кухни, женщина разразилась громкой бранью, вероятно, ругалась на мужика в боксерских трусах. Загремела посуда, запахло чем-то подгоревшим. Мишель сглотнула слюну, накрылась пледом с головой и разрыдалась от презрения к себе. Как же низко она пала! Дошла до ручки – пыталась украсть продукты из чужого холодильника! Вспомнилась героиня мамоновского сценария: та никогда бы так не поступила. Никогда! Сколько на долю бедняжке всего выпало! И голодать будущей звезде пришлось, и ночевать на вокзале, где подлые стражи порядка пытались склонить ее к грехопадению. Но гордая девушка устояла против всех невзгод. И она, Мишель, тоже устоит! Ничем она не хуже, а лучше… лучше… лучше… Просто она не умеет выживать. Измученная переживаниями, чуть живая от усталости и голода, Мишель вновь добрела до кухни. На плите в сковородке что-то угрожающе шкварчало под крышкой. Омлет, мечтательно подумала Мишель.