Грошев запнулся и упал неловко, не успев выставить руки, так что рюкзак перекинулся через голову. Бумажный сверток порвался и по асфальту со звоном покатились монеты.
Грошев выругался.
Синцов подобрал сразу несколько монет, зажимая их между пальцами и стараясь, чтобы они не пересеклись, – он вдруг осознал, что уже привык обращаться с монетами бережно. Поглядеть он их тоже успел и успел узнать – на монете был отчеканен Гагарин на фоне взлетающих звездных кораблей. По асфальту рассыпалось штук пятнадцать Гагариных или больше.
– Гагарин? Для чего тебе Гагарин, он же… Он тоже редкий? Разве он редкий?
– Нет, обычный. Гагарин всегда самый обычный.
– Зачем тогда?
Грошев не ответил. Он тоже собирал. Ползал на коленях и собирал, суетливо и привычно раскладывая монеты по разным карманам, а некоторые убирая за подогнутые поля кепки, которая, как оказалось, тоже вполне могла использоваться как монетохранилище.
Домой вернулись уже ночью.
Синцов вышел на улицу в шесть, как и договаривались. В кроссовках и с небольшим рюкзаком. Бутылка с водой, контейнер с пирожками и пять вареных яиц в зеленой пластиковой ячейке. Тормозок, пояснила бабушка. Синцов не понял, почему тормозок, бабушка объяснила. Дедушка был машинист. Машинисты обедали на ходу и, чтобы не создавать аварийных ситуаций, сбрасывали скорость. Тормозили. Синцов не очень понимал, как в современных условиях можно устроить торможение посредством вареных яиц, но с традициями спорить благоразумно не стал. К тому же Грошев пообещал, что вернутся они сильно после обеда, а может, и вечером.
Кроме продуктов питания Синцов захватил аварийный набор. Он много слышал о несчастных, сгинувших в лесах без огня и антибиотиков, поэтому позаботился о своей безопасности – прихватил два коробка спичек, перочинный нож и пачку окаменевшего аспирина, антибиотики же бабушка не держала из принципиальных соображений. Форс-мажорный кит Синцов уложил в водонепроницаемую банку из-под леденцов, так, на случай заблуждения.
Синцов отметил, что утром мир всегда кажется лучше, чем есть на самом деле. Со стороны улицы Диановых послышался резкий звук мотора, через минуту перед домом остановился уже виденный Синцовым мотоцикл с коляской. Грошев заглушил мотор и, не выбираясь из-за руля, кинул Синцову побитый зеленый шлем.
– Готов?
– Готов.
Шлем покрывали царапины и глаза, приглядевшись, Синцов понял, что действительно глаза – когда-то поверхность была оклеена переводными картинками, изображавшими лошадиные головы, со временем головы облупились и остались от них только глаза, они почему-то держались крепче.
– Далеко едем?
– Километров тридцать, – ответил Грошев. – По лесу, правда, но ничего, Боренька хорошо по лесу ходит. Я его Боренькой зову…
– Почему?
– Военный еще, – пояснил Грошев. – Пулеметный. У него на коляске написано было «К борьбе за дело». Вот и Боренька.
– Что задело? – не понял Синцов.
– Думаю, «К борьбе за дело Ленина – Сталина будь готов!» Мотоцикл, построенный на деньги пионеров, собранные во время войны. У одного деда тридцать лет ржавел за ненадобностью, хорошая машина.
Грошев лягнул стартер, мотоцикл забурчал.
Синцов хотел спросить, есть ли у Грошева права, но решил не спрашивать, нет у него никаких прав, так ездит, понятно же, Гривск город маленький, все друг друга знают, прокурор собирает пряжки, мэр опасные бритвы, друг Лобанов наверняка зять начальника ГИБДД.
Синцов ухватился покрепче за ручку сиденья, Грошев рванул с места.
Несмотря на возраст, мотоцикл оказался проворным. И водил Грошев остро, так что Синцов держался с трудом, прилагал усилия.
Повернули на Диановых и долго катили, объезжая лужи и кошек, поднимая пыль. Улица Диановых закончилась на окраине города, трансформировалась в опилковую дорогу. Синцов думал, что здесь Грошев снизит скорость, но он ее, напротив, прибавил. Мотоцикл запрыгал по мягким холмикам, и каждый раз, когда он проваливался в опилочную яму, у Синцова перехватывало дух.
Опилочная дорога скоро тоже закончилась, перешла в лесную тропу. Здесь Грошев скорость поприбрал, они покатили размеренно и ровно, так что Синцов успевал смотреть за окрестным лесом.
Минут через пять езды Грошев остановился и принялся фотографировать местность, не забывая отмечать координаты в блокноте.
– Зачем фоткаешь? – поинтересовался Синцов.
Местность так себе, обычная, скоро совсем лесом затянется.
– Да человек просил один… Есть такая группа, они изучают историю узкоколеек.
– А где здесь узкоколейка? – не понял Синцов.
– Да мы на ней стоим. Тропка. Раньше была узкоколейкой. У узкоколейщиков сайт есть, а материала мало, вот хочу помочь людям.
– С какой целью?
Синцов уже понял, что без цели Грошев почти ничего не делает.
– Историю узкоколеек с какой целью изучают? Не знаю. Зачем люди вообще что-то изучают? Просто так. Вот, есть фанаты этого дела. Остались, кстати, еще действующие кое-где, под Алапаевском сохранился отрезок…
– Зачем ты им помогаешь? – уточнил Синцов.
– Почему не помочь приличным людям… – Грошев выпустил фотоочередь. – Мало ли где в жизни пересечемся…
– Ты и Царяпкиной помогал, – напомнил Синцов. – А она? Ей зачем?
– Бывают в жизни огорчения, с этим сложно спорить, – согласился Грошев. – Царяпкина дура, такое случается, что ж теперь, совсем людям не доверять… Людей надо понимать, не все корысти ради…
Грошев сделал еще несколько кадров, убрал аппарат в кофр.
– Жизнь – это связи, – поучающе объявил Грошев. – Чем больше связей и чем раньше ты их заведешь, тем проще жить дальше. Связи должны быть разветвленные, в разных слоях общества, а увлечения – лучшее средство для завязывания таких контактов…
Грошев вдруг замолчал, вздохнул, ссутулился и сгномился, Синцову показалось, что Грошеву вдруг стало немного стыдно за то, что он говорит. Наверное, это из-за леса, лес мешал. Рассуждать о связях, доходах и перспективах лучше в окружении предметов, природа наводит на совсем другие мысли, Шишкин был прав.
– Ладно, поехали дальше, – сказал Грошев. – А то на сегодня дождь обещали, не хочется обратно грязь месить…
Синцову надоело сидеть верхом, и он перебрался в коляску, Боренька покатил дальше. Почти сразу Синцов понял, что в коляску он перебрался зря – песок из-под переднего колеса летел теперь ему прямо в глаза, так что на следующей остановке Синцов вернулся обратно за Грошева.
Они останавливались еще три раза, Грошев фотографировал насыпь и сгнившие столбы, следы когда-то существовавшей дороги.