Полина ничего не замечала, в ее отношении к Валерию не было даже намека на любовь к мужчине. Полина воспринимала его как отца, как друга, как учителя. Валерий прекрасно осознавал это и изо всех сил старался не показывать своих чувств. Старался, но с каждым днем прятать любовь удавалось все сложней: любовь болела в нем, мешала дышать, рвалась наружу – ему стало тяжело выносить присутствие Полины, он панически боялся сделать глупость, он панически боялся сорваться. С любовью в сердце поселилась и ненависть, безграничная ненависть и презрение к себе. Он чувствовал себя моральным уродом, грязным извращенцем – жизнь стала невыносима, и Валерий отчаянно начал искать выход. Он нашелся – самый лучший выход, как ему казалось.
Было воскресенье, половина пятого вечера. Она впорхнула в квартиру, такая близкая и недоступная, окутанная запахом юности и полевых цветов. Так больно стало в сердце, так мучительно больно… На мгновение показалось, что он не сможет озвучить неизбежный финал. Валерий с трудом взял себя в руки.
– Полина, я хочу проститься с тобой, – произнес он хрипло, откашлялся, виновато пожал плечами.
– Проститься? – Полина замерла посреди комнаты.
– Я уезжаю в Бостон. Они готовы взять меня обратно. Ты же знаешь, какое там отношение к инвалидам. Я смогу преподавать даже в инвалидном кресле. Вчера подписал контракт. Самолет через неделю. Но мы сможем переписываться. Я напишу тебе, как только устроюсь и сообщу свой адрес, – он старался говорить беззаботным тоном, даже, кажется, улыбался. Полина молча смотрела на него. Стояла и молча смотрела… А он смотрел на нее и медленно умирал.
– Ты бросаешь меня потому, что на Западе лучше относятся к инвалидам? Ты бросаешь меня одну, вот так… просто… – Полина опустилась в кресло и заплакала, закрыв лицо руками. Она так горько плакала, господи! Он не старался утешить ее, просто сидел в ненавистной инвалидной коляске и жалел, что не умер.
Справившись с истерикой, Полина смахнула с лица мокрую прядку светлых волос, холодно простилась и ушла. Валерий тупо смотрел на дверь, которую она закрыла за собой, пока комната не погрузилась в темноту, и лишь уверенность в том, что он поступает правильно и со временем Полина поймет и простит, помогла ему в тот вечер выжить.
Устроившись в Бостоне, он написал Полине письмо, где подробно объяснил причину своего поступка. Письмо вернулось нераспечатанным. Следующие письма постигла та же участь, он смирился, понял бессмысленность своих действий и прекратил понапрасну изводить бумагу.
Постепенно боль угасла. Помогла работа, в которую Валерий погрузился с головой. Он активно начал пробовать себя в творчестве, преподавал, занимался научной деятельностью. Жизнь наладилась, вошла в спокойное русло. Валерий женился, в семье ожидалось пополнение, и тут вдруг неожиданно объявилась Полина. Она просила прощения, что не отвечала на его письма, раскаивалась, что поступила эгоистично и глупо. Они возобновили общение, вновь стали друзьями, но прежней близости в их отношениях уже не было. О своей личной жизни Полина особенно не распространялась, о его – не спрашивала. Как и прежде, ее интересовало только литературное творчество, на этот раз – ее собственное.
* * *
– Значит, Полина консультировалась с вами по вопросу написания своего романа? – спросил Быстров.
– Да. Помогать ей было приятно, я делал это с удовольствием. А когда Полина роман закончила, то сразу прислала его мне на рецензию. Как видите, в прошлом нет ничего, что могло бы помочь вам в расследовании, а о теперешней жизни Полюшки я знаю очень и очень мало.
– Валерий Аркадьевич, а какую оценку вы дали роману? – поинтересовался Быстров. К делу данный вопрос имел весьма смутное отношение, но ему почему-то очень хотелось узнать мнение профессионала о творчестве Полины Кравцовой.
– Роман хороший, – сказал Валерий Аркадьевич после некоторой паузы, кажется, вопрос Сергея его немного удивил. – Но книга получилась слишком… западной. Мне кажется, в России она вряд ли найдет свого читателя. Точнее, читательниц. С психологической точки зрения книга тщательно продуманная, вот только отклик в душах российских женщин она вряд ли найдет. Ментальность иная. Наши женщины предпочитают плакаться в жилетку подружкам и отвергают вторжение профессиональной медицины в свою интимную жизнь, а для американок это в порядке вещей, и тема романа должна им быть ближе и понятней. Поэтому я сделал для Полины сюрприз: перевел несколько глав романа на английский и дал прочитать моему издателю. Ему и перевод, и книга в целом понравились, он хочет издать ее в Штатах. Собственно, для этого я и прилетел в Москву. Привез контракт, хотел порадовать Полину: издаться на Западе – это настоящая удача для автора.
– Гонорары больше? – спросил Быстров.
– И гонорары выше, и в целом это довольно престижно.
– Вы показывали роман только издателю?
– Да, разумеется! А почему вы спрашиваете?
– Мы проверяем всех людей, кто читал рукопись.
– Господи, вот вы о чем, – Валерий Аркадьевич поморщился. – Моего издателя зовут Майкл Софин. Он мой хороший друг, приличный во всех отношениях человек. Живет в Америке лет пятнадцать уже, женат на потрясающей красотке. И к тому же через него столько литературы такого рода прошло! Неужели вы думаете, что он мог… – профессор нервно рассмеялся. – Какая глупость…
– Понимаете, Валерий Аркадьевич, я, со своей стороны, обязан любую версию проверить, даже самую абсурдную.
– Вы хотите сказать, что все, кто читал роман Полины, подпадают под подозрение? – профессор снова нервно усмехнулся. – Логика, конечно, в этом есть определенная. Что ж, хотите, я из дома позвоню Майклу? – спросил Яковлев. – Я так понимаю, если он ответит на мой звонок, то подозрения с него автоматически снимутся. Или же у него нужно будет уточнить, не передавал ли Майкл кому-нибудь рукопись?
– Я был бы вам за это очень благодарен, Валерий Аркадьевич.
– Хорошо, – профессор неопределенно кивнул, но по его лицу было заметно, что на самом деле он совсем не в восторге от собственного предложения. – И все же, – не сдержался Яковлев, – предполагать, что кто-то поедет из Америки в Россию, чтобы совершить подобный поступок… Невозможно такое себе представить!
– Согласен, Валерий Аркадьевич, представить подобное сложно. Однако у насильника в кармане нашли ключи с брелоком, на брелоке – голографическое изображение отеля «Boston Costume House»… По словам вашей жены, подобный брелок есть у вас, Валерий Аркадьевич. Взгляните. – Быстров вытащил из кармана фотографию с изображением вещдока. Яковлев взглянул на карточку и поднял глаза на майора.
– Да, действительно, у меня есть такой брелок, – удивленно сказал он. – Только у меня его изъяли, когда в камеру определили. Но аналогичные брелоки должны быть у Полины и у некоторых моих университетских друзей.
– У Полины? – напряженно спросил Сергей.
– Я прислал Полюшке по почте интересные книги и вложил туда такие брелоки, как сувенир.