– Для мужчины не так-то просто признать свою несостоятельность в этой области, – тихо сказал Крымов.
– Но зачем насиловать-то? – возмутился Спицын. – Вот сука!
– Может, отомстить хотел за свое унижение, – предположил Крымов. – Офигел мужик, когда узнал, что супруга не в восторге от его сексуальных способностей. Другого объяснения я просто не нахожу.
– Офигел, – хмыкнул Иван, – пошел бы лучше тогда и застрелился с горя. Или еще лучше – в монастырь бы ушел.
– Боюсь, что без профессионального психолога нам в этом вопросе не разобраться, – сказал Быстров, – но пока будем придерживаться версии мести. Хотя, конечно, ерунда получается. По словам Кольской, реакция у Кравцова на откровения жены была довольно странной. Кравцов заявил, что теперь ему все понятно и все к лучшему. Что к лучшему? Такие слова были бы уместны, если бы Кравцов собирался бросить жену и вернуться к Алле. Вроде как повод отличный для ухода нашелся. Собственно, Кольская как раз на это и рассчитывала, когда подсовывала Кравцову главу из романа Полины. Так нет же, не ушел Кравцов, повез жену за границу, подарок дорогой преподнес. И изнасилование спланировал так, чтобы Полина не узнала его, недаром так тщательно заметал следы и маскировался. Значит, собирался вернуться, вернуться как ни в чем не бывало. Твою мать, я ничего не понимаю! Какой-то абсурд! Маразм! Агапов еще, сволочь, дело возбудил. Ее будут судить. Судить за убийство мужа, а не насильника. Чувствуете разницу?
– Вот сучья жизнь, а?.. – вздохнул Иван, вспомнив почему-то Рябину и его фразу, брошенную от безысходности. Крымов тоже вздохнул.
– На душе такое чувство, будто там нагадила кошка, и не одна, а целая стая, – сказал Владимир. – Бедная девочка, как бы ей статью за предумышленное убийство не вкатили.
– У нас есть признание Кольской, флакон с психотропным веществом, заключение врача о том, что девушка подверглась насилию. Кравцова была беременна в момент совершения преступления, это суд должен учесть. Надо бы классного психолога найти, чтобы дал заключение о странном поступке ее мужа. Возможно, девушка получит срок условно. Как я ни старался, слово «возможно» из дела не ушло. Но это все… Это еще не самое страшное. Что будет с девушкой, когда она узнает о том, что ее изнасиловал собственный муж? Что будет с ней, когда она узнает, что стала «черной вдовой»? Мороз по коже идет от одной мысли. – Быстров, словно в подтверждение своих слов, поежился и запахнул куртку плотнее.
– Когда ты ей скажешь? – спросил Спицын осторожно.
– Не сейчас, не могу я, Вань. Кравцов должен был вернуться из командировки только через пять дней. Пусть она хотя бы эти пять дней поживет спокойно и немного окрепнет. Соколовой надо бы позвонить, попросить, чтобы она Агапова к девушке не пускала, а то влезет со своими протоколами, гоблин! Да, Вань, верно ты сказал: вот сучья жизнь…
– Это не я сказал, а Авдотий, – сообщил Спицын.
– Да… умный был мужик, – подтвердил Крымов и взвыл, потому что милицейский «рафик» подпрыгнул на очередном ухабе и Владимир от неожиданности прикусил себе язык.
– Кто? – не понял Спицын.
– Авдотий, кто ж еще, – уточнил Владимир.
– А почему был? – совсем растерялся Иван.
– Как почему? Потому что умер он, – разозлился Крымов.
– Когда? – икнул Спицын.
– Спицын, ты меня пугаешь! Философ Авдотий умер несколько веков тому назад! – с пафосом заявил Крымов и с недоумением уставился на Ивана, который громогласно заржал на всю машину. Быстров тоже прыснул, хотя смеяться ему совсем не хотелось.
– Что вы ржете-то? – обиделся криминалист, но машина уже остановилась у отделения, и посвящать Крымова в то, что он, решив состроить из себя шибко умного, принял слова беглого уголовника Авдотия за высказывание философа Овидия, никто не стал.
Оперативники высыпали на улицу. Рядом с «Жигулями» Быстрова стоял Скворцов, перепачканный с ног до головы, и хмуро и бессмысленно таращился куда-то под капот.
– Что, Скворцов, дело глухо? – спросил Сергей Федорович.
– Глухо, – согласился Скворцов.
Все остальные мужчины обступили машину и присоединились к ремонтным работам. Каждый посчитал своим долгом дать совет Скворцову по поводу реанимирования автомобиля.
– Я свечи прочистил. И карбюратор перебрал. Стартер и проводку проверил, – вяло отбивался Скворцов. – Все, короче, умываю руки. Тачку нужно в мастерскую отгонять.
– Дай сюда ключи, – решительно потребовал Крымов. Мужчины недоверчиво посмотрели на Володьку. Все прекрасно знали: руки у Крымова растут из того места, на котором обычно сидят. После шести месяцев бесполезных попыток овладеть своим транспортным средством криминалист плюнул на все и отдал машину жене, предпочитая ездить на метро.
– Ты-то куда лезешь? – раздраженно сказал Иван. – Если уж Скворцов ничего сделать не смог, ты и подавно ни фига не сделаешь.
Крымов на выпад не обратил внимания, забрал ключи у Скворцова, сел на водительское кресло, вставил ключ в замок. Раздался неприятный скрежет, машина фыркнула и затихла. Владимир выглянул из окошка машины, лицо его выражало полную обреченность.
– Не ожидал, – начал он серьезно. – Сергей, понятно, болван. Но ты, Скворцов? Тебе приписывают качества самого рукастого человека в отделении! – Крымов выполз из машины, окинул всех снисходительным взглядом и ехидно спросил у Быстрова: – Сереженька, ты бензинчик-то давно в машину заливал? Машина, между прочим, без топлива редко ездит, разве что на буксире! Там внутри такой приборчик имеется, на панели. Так вот, прибор этот четко информирует владельца транспортного средства о количестве бензина в баке. В данный момент времени датчик показывает, что в баке бензина нет. Совсем нет, – Крымов оглядел всех присутствующих, развернулся и пошел в отделение. У самой двери он повернулся, улыбнулся и сказал: – Кстати, господа, закройте рты и направляйтесь за мной в бухгалтерию. По секретной информации, полученной мной из первоисточника, сегодня нам выдадут наши кровно заработанные бумажки. Если меня не обманули, предлагаю устроить по этому поводу дружную попойку у меня на квартире. Моя благоверная отбыла сегодня в санаторий, чем непременно нужно воспользоваться.
Оперативники, вмиг придя в себя, помчались за Крымовым. У машины остался только Быстров. Он постоял в задумчивости некоторое время, обошел несчастный «жигуленок» со всех сторон, протер носовым платком лобовое стекло, тихо вздохнул, поражаясь собственной непутевости, запер дверь и отправился вслед за остальными, пообещав на прощание автомобилю – накормить его самым качественным бензином, как только он получит зарплату.
Крымова не обманули, зарплата лежала в кармане куртки, но даже такое знаменательное и желанное событие радости Быстрову не принесло. На душе было скверно, последние события начисто выбили майора из колеи, и вот уже двадцать минут Сергей Федорович раскачивался на своем рабочем стуле и рисовал на листочке глаз. Привычка эта пошла еще со школы, кто-то изрисовывал тетради сердечками, кто-то косичками и человечками – а он изображал глаза. Правда, раньше он занимался художествами, чтобы протянуть время занудного урока, сейчас, напротив, рисование очей прекрасных помогало сосредоточиться.