— Но Рэнди был не церемониальным магом, а викканцем, — напомнила я.
— Да, верно.
— Что же такое он знал или думал, что надо было произнести в разгар боя? Что навело его на мысль о старом распеве, о выученных наизусть словах?
— Если у вас есть запись того, что он сказал, я могу помочь. Если хотя бы несколько слов, я смогу дать какой-то намек.
Я посмотрела на Эдуарда.
— У нас ничего нет, что мы могли бы дать вам послушать, Феба. Извините.
Очень тонко. Он ей не сказал, что у нас нет записей, а только что мы не можем дать ей послушать. Я бы ответила, что у нас их нет. Почему и предоставила отвечать Эдуарду.
Она отвернулась и сказала дрогнувшим голосом:
— Это так ужасно?
Вот блин! Но Эдуард ловко придвинулся, даже тронул ее за руку.
— Не в том дело, Феба. Просто — идет следствие, и мы должны тщательно дозировать исходящую информацию.
Она посмотрела на него почти в упор:
— Вы думаете, что может быть замешан кто-то из моего ковена?
— А вы? — спросил он совершенно не удивленным голосом, будто подразумевая: да, подозреваем, но скажите нам сами. Я бы не смогла скрыть удивления — и ее бы спугнула.
Она посмотрела ему в глаза, и его рука на ее руке вдруг приобрела значение. Я ощутила покалывание энергии и знала, что ни оборотни, ни вампиры здесь ни при чем.
Он улыбнулся и убрал руку.
— Феба, читать мысли полицейского без разрешения — незаконно.
— Чтобы ответить на ваши вопросы, мне нужно знать больше, чем вы говорите.
— Почему вы так решили? — спросил он с улыбкой.
Она улыбнулась и поставила чашку на журнальный столик.
— Я же экстрасенс. У меня есть информация, которая вам нужна, но я не знаю, какая именно. Я только знаю, что, если вы зададите мне правильный вопрос, я вам скажу что-то важное.
— Это вы чувствуете подсознанием, — встряла я.
— Да.
Я обернулась к сопровождавшим меня мужчинам и попыталась объяснить:
— Экстрасенсорные возможности, как правило, очень расплывчаты. Феба знает, что у нее есть информация, которая окажется важной, но чтобы это знание в ней пробудить, нужно задать верный вопрос.
— А откуда она это знает? — спросил Бернардо.
Я пожала плечами:
— Она сейчас не может вам сказать, и я тоже не могу. Но я достаточно долго работала с экстрасенсами и знаю, что такое объяснение вполне удовлетворительно.
— Это не объяснение, — нахмурился Олаф.
Я пожала плечами:
— Лучшего не будет. — Я обернулась к жрице: — Вернемся к вопросу маршала Форрестера. Может кто-нибудь из вашего ковена быть замешан?
Она покачала головой:
— Нет.
Очень твердое «нет».
Я попыталась еще раз:
— Кто-нибудь из магического сообщества может быть замешан?
— Как я могу ответить на этот вопрос? Я не знаю, ни какие использовались заклинания, ни почему вы считаете, будто Рэнди что-то говорил. Конечно, в каждом сообществе есть гнилье, но без дополнительной информации я не смогу сказать, какого рода таланты там использовались.
В ее голосе слышалось некоторое раздражение, и я ее понимала.
Я обернулась к Эдуарду.
— У вас есть свидетельство священнослужителя? — спросил он
Она улыбнулась:
— О да! Верховный Суд постановил, что мы — истинные священнослужители, и потому то, что вы мне говорите, по закону является тайной.
Он обернулся к Майклу:
— Он священнослужитель?
— Мы все — жрецы и жрицы, когда нас призывает Богиня, — ответила она.
Очень такой… жреческий ответ.
За нее ответила я:
— Он — ее черный пес.
Феба и Майкл на меня посмотрели, будто я отколола интересный номер.
— Они пришли, притворяясь, что ничего о нас не знают, но они нас заранее проверили. Они лгут.
— Ну-ну, Майкл. Не надо поспешных заключений. — Она обернулась ко мне, взглянула карими глазами. — Вы собрали о нас информацию?
Я покачала головой.
— Клянусь вам, ничего, кроме того, что вы — жрица ковена, где состоял Рэнди Шерман.
— Откуда же вы знаете, что Майкл у меня не жрец?
Я облизала губы, задумалась. Откуда я знаю?
— Между теми жрецами и жрицами, которых я знала, есть некоторая связь. Либо они пара, либо их объединяет магическая работа. Такого ощущения от вас двоих нет. Кроме того, он здорово похож на силовика. Единственная работа, которая есть в ковене для силовика, спиритуального или физического, — это быть черным псом,
— В большинстве ковенов их уже нет, — сказала она.
Я пожала плечами:
— Моя наставница хорошо знает историю своего ремесла.
— Я вижу крест. Это символ вашей веры или же полиция требует его ношения?
— Я христианка.
Она улыбнулась — слишком понимающей улыбкой.
— Но некоторые положения Церкви слишком ограничительны.
Я постаралась не скривиться:
— Я нашла слишком ограничительным отношение Церкви к паранормальным способностям моего вида.
— А каков же вид ваших способностей?
Я начала было отвечать, но Эдуард сделал движение рукой — и я замолчала.
— Сейчас не важно, каковы способности маршала Блейк.
Не знаю, почему Эдуард не хотел, чтобы я ей рассказала, но его суждению я доверяю.
Феба посмотрела на нас по очереди:
— У вас очень сильное партнерство.
— Мы уже много лет вместе работаем, — сказал он ей.
Она покачала головой:
— Нет, не только это. — И снова мотнула головой, будто отгоняя ненужную мысль. Потом посмотрела на меня — и мягкости в этом взгляде уже не было. — Задавайте ваши вопросы, маршал Блейк.
— Если бы Майкла не было в этой комнате, нам было бы свободнее беседовать, — сказал Эдуард.
— Я тебя с ними не оставлю, — решительно заявил высокий телохранитель.
— Они полисмены, как Рэнди.
— У них значки, — возразил он, — но они не такие полисмены, как Рэнди.
— Горе слепит меня? — спросила она у, него.
Лицо Майкла смягчилось:
— Я думаю, что да, моя жрица.
— Тогда скажи мне, что видишь ты, Майкл.
Черные глаза повернулись к нам. Майкл показал на Олафа: