— И как он?
— Приемлемо.
— Не то чтобы особенно хорошо?
— У него было больше правил, чем у тебя или у меня. Они его ограничивали.
Совершенно бесстрастный голос, без тени эмоций.
— Значит, ты и погибших оперативников знал?
Он покачал головой:
— Только Колдуна.
— Колдуна?
— Рэнди Шермана.
Я посмотрела ему в лицо:
— Ты видел в морге человека, которого знал, с которым работал, и это тебя не… — я повела руками, будто пытаясь вытащить нужное слово из воздуха, — не тронуло?
Вопрос был неадекватный, но слишком глупо было бы спрашивать Эдуарда, что он при этом чувствовал.
— Такой вопрос только женщина может задать, — сказал Олаф.
Я кивнула:
— Ты абсолютно прав, но я — женщина, то есть я должна была спросить. Меня бы больше взволновало, если бы пришлось осматривать труп человека, которого я знала. Даже с незнакомцем это было тяжело. Я все время вспоминала ребят из СВАТ, с которыми познакомилась чуть раньше, и знала, что все вот эти убитые были такие же высокие, профессиональные, полные жизни — и вот их нет.
— У тебя было бы больше чувств, — сказал Эдуард, — но они не помешали бы тебе делать свою работу. Иногда от горя работаешь лучше.
— Мне сказать спасибо за комплимент?
— Моя реакция тебе не нравится, Анита, но я видал очень много погибших, которых знал при жизни. Через какое-то время начинаешь с этим справляться или переходишь на кабинетную работу. Второе меня не устраивает.
Мне хотелось на него сорваться. Но я знала, что он любит Донну и детей, я даже была уверена, что и я ему не безразлична, но отсутствие эмоций по поводу людей в морге напомнило мне, что Эдуард для меня все еще загадка. Может быть, неразрешимая.
— Не задумывайся слишком сильно, — сказал Бернардо.
Я обернулась, готовая сорваться, потому что сорваться на него — куда проще, чем орать на Эдуарда.
— Это как понимать?
— Понимать так, что ведешь себя сейчас по-девичьи, когда как раз надо быть тем мужиком, которым ты умеешь быть, а не вывихивать себе мозги по поводу Теда. Сейчас нужно ему доверять, а не сомневаться в нем.
— Я доверяю.
— Тогда оставь тему, Анита.
Я открыла рот, закрыла, повернулась к Эдуарду.
— Мне этого не понять?
— Не понять, — ответил он.
Я сделала отметающий жест:
— Ну, ладно. Давайте тогда займемся чем-нибудь полезным.
— Когда будем выполнять ордер, с нами по настоянию полиции будет СВАТ. В Вегасе к этому относятся очень серьезно.
Голос у Эдуарда был совершенно пустой. Будто эмоции вообще его не касались.
— Мы за ними не охотимся — мы только собираем информацию. Оба мы с тобой более чем уверены, что Макс слишком держится в струе, чтобы одобрить убийство полисмена.
— Во-первых, в Вегасе, если у нас на руках ордер, СВАТ идет с нами. Они всерьез, шуток не понимают. Во-вторых, у Макса отличные связи, Анита, и потому местные копы не захотят, чтобы мы ввалились к его жене и родным с ордером на ликвидацию, и никто при этом за нами не присматривал.
— Они действительно думают, что мы ворвемся и начнем стрельбу? — спросила я. Эдуард посмотрел на меня — наиболее выразительным взглядом за последние несколько минут. — У меня такая плохая репутация? — добавила я обескураженно.
— Почти вся полиция считает нас вольными охотниками, которым выдали значки, — сказал Бернардо. — А вольных охотников копы не любят.
— Будут вопросы, которые я не смогу поднимать перед Граймсом и его людьми.
— Лейтенант вряд ли будет присутствовать лично, — сказал Эдуард.
— Ты меня понял, Эдуард.
— Посмотрим, удастся ли нам их от тебя отвлечь, — ответил он.
— Мне не разрешено их трогать, — сказал Олаф. — Поэтому отвлечь их я вряд ли смогу.
— Откровенно говоришь, — сказала я.
Бернардо усмехнулся:
— Я сделаю, что смогу, но я куда лучше отвлекаю дам.
— Я посмотрю, смогу ли обеспечить тебе некоторую конфиденциальность, — сказал Эдуард, поморщившись в адрес своих коллег.
— Ну, — заметил Бернардо, — я просто старался быть честным. Но я думаю, что СВАТ к Аните просто приклеится.
— Почему так?
Помощница шерифа Лоренцо дружит с одной женщиной, которая работает в офисе СВАТ. Ты и правда одной рукой рванула двести шестьдесят фунтов?
Я посмотрела ему прямо в глаза:
— Нет.
— Так что же ты сделала?
— Двумя руками рванула.
Тут уже и Олаф с Эдуардом на меня посмотрели.
— Зачем же ты привлекла к себе столько внимания? — спросил Эдуард.
— Ты их видел, Эдуард. Если бы ты не знал меня, ты мне разрешил бы выполнять ордер с ними?
— Ты — маршал США, Анита. Это наш ордер. А они — наш резерв.
Я покачала головой:
— Мне нужно было им доказать, что я что-то могу. Штанга была прямо там. Это был самый быстрый способ уладить дело.
— И как ты объяснила, что можешь рвануть почти утроенный собственный вес, не упав и ничего себе не вывихнув?
Он не скрывал своего неодобрения.
— Кончай меня шпынять, Эдуард, Тед или как тебе больше нравится. Ты не знаешь, что такое быть девчонкой. Все время доказывать, что ты тоже человек. В конце концов надоедает.
— Что ты им сказала?
— Правду.
Он снял очки, протер глаза:
— Что это значит?
— Что я — носитель различных штаммов ликантропии. Граймс читал мое дело, Эдуард, там это сказано. Полиция Филадельфии обнаружила, когда я выжила и выздоровела после перелома черепа.
— У тебя нет шрама.
— Нет, точно так же, как не осталось шрама после нападения тигра-оборотня в Сент-Луисе. Он же мне живот вспорол, помнишь? — Я вытащила кофту из джинсов, показала гладкую нетронутую кожу. — Я уже не могу притворяться человеком, Эдуард.
Бернардо и Олаф слегка отодвинулись, будто слишком силен был для них накал эмоций. Или они предоставили Эдуарду разбираться с истеричкой. Он по многим причинам был у них неофициальным лидером. Когда делаешь трудные вещи, кто-то должен командовать.
Он минуту посмотрел на меня, потом спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Вопрос был настолько дикий, что я даже не разозлилась — опешила.