А мы ждали, пока кто-то из членов группы займет свое место где-то вдали, и я попыталась еще раз объяснить, как нам дорого время. Меня приставили к Хуперу, то есть я оказалась в первых рядах. Не знаю, как они решали, кого куда.
— Хупер, они ваших людей убили средь бела дня. Когда наступит ночь, им станут помогать вампиры, и это будет хуже. Намного хуже.
— Насколько? — спросил он.
— Если будем и дальше дурака валять, то узнаем.
— Я не могу нарушать приказ, Блейк.
Я кивнула:
— Знаю, что это не твоя вина, но это на тебя и на твоих людей падает риск.
— На моих и на твоих, — ответил он.
Я кивнула.
— Не знаю, мои ли они, но, ты прав. На вас и на нас.
— Я слыхал, что у маршалов противоестественного отдела нет четкой командной структуры.
Я засмеялась:
— Можно и так сформулировать.
В ответ я заработала улыбку:
— Как же вы тогда решаете, кто что делает?
— Тед у нас самый опытный, и я ему почти всегда доверяю командовать. Иногда он доверяет это мне. С Отто и Бернардо я тоже работала, поэтому мы примерно знаем взаимные сильные и слабые стороны. — Я пожала плечами. — В основном мы работаем сами но себе. Иногда нас суют в какую-нибудь командную структуру в полиции, тогда мы работаем с нею, но как правило, мы действуем в одиночку.
— Как Одинокий Рейнджер, — сказал он и сам поднял руку: — Я помню, ты говорила Пауку, что Одинокий Рейнджер был техасским рейнджером.
Я улыбнулась.
— Да, но в противоестественном отделе очень распространена ментальность одинокого стрелка. Мы так давно и долго работаем одиночками, что не очень хорошо сыгрываемся с другими.
Мальчик, который выглядел слишком молодо для этой работы, даже по-моему, с большими голубыми глазами и волосами, полностью скрытыми шлемом, будто надеялся, что короткая стрижка придаст ему полицейский вид, сказал:
— А ходят слухи, что вы лично хорошо сыгрываетесь с кем угодно.
— Джорджи! — сказал Хупер. Вид у него был смущенный.
— Так это не у одного Шоу такие тараканы? — спросила я.
Хупер под всем своим снаряжением сумел пожать плечами.
Наверное, меня достало напряжение ожидания плюс сознание, что, когда это напряжение кончится, тут же навалится следующее.
— И что именно ты слышал, Джорджи? — спросила я.
Он как-то неловко замялся. Одно дело — намекать, другое дело — высказаться открыто, прямо мне в лицо.
— Ну, Джорджи-Порджи? Если есть тебе что сказать, говори. А нет — заткнись на фиг.
Остальные слушали и смотрели, ожидая, что будет дальше. Каннибал был в оцеплении и не мог защитить мою честь, а Хупер, очевидно, готов был защищать ее только от чужих. Эдуард стоял молча, предоставляя мне воевать за себя самой. Он знал, что я большая девочка.
У Джорджи лицо закаменело, и я поняла, что сейчас он скажет. Наверное, не надо было смеяться над его именем. А, ладно.
— Я слыхал, что ты трахаешься со своим мастером города.
— И?
Злое лицо попыталось нахмуриться, оставаясь злым.
— Что — и? — спросил он.
— И — что? — ответила я.
Ему пояснил Бернардо:
— Джорджи, она говорит, что да, трахается с мастером города. И что с того?
— Я слыхал, что и тебя она тоже оприходовала, — ответил Джорджи.
Бернардо засмеялся:
— Друг, я с того самого первого раза, как мы с ней работали, пытаюсь залезть ей в штаны.
Я только могла покачать головой. Олаф посмотрел на него неодобрительно. Эдуард попытался сделать безучастное лицо, и у него получилось. Но все мужики смотрели теперь на Бернардо.
Общий вопрос задал Санчес:
— И как?
— Спроси у нее, вот она.
Они посмотрели на меня — я улыбнулась, хотя мне не очень было смешно.
— Никак.
— Никак! — произнес Бернардо голосом трагика. — Сказала «нет» и повторяет снова и снова. Я уже два года пытаюсь, и — нет. — Он развел руками, будто говоря: «Вот так вот, ребята». — И если у меня не получается, как вы думаете, сколько сволочей из тех, что говорят, будто было дело, на самом деле что-то получили?
— Гадайте без меня, — сказала я.
Бернардо сделал жест в мою сторону:
— Сами видите. С ней нелегко — ни в каком смысле.
Они засмеялись, а Бернардо был как никогда в жизни близок к получению от меня поцелуя. Но как ни странно, за его защиту я даже спасибо не могла сказать. Только покрутила с отвращением головой и обозвала его кобелем.
Затрещала рация, и Хупер ответил:
— Мы готовы.
Все подобрали снаряжение и встали по местам. Хупер глянул на меня:
— Анита, ты со мной.
Чувствовалось, как горячее жара растет напряжение.
— Не пристрели случайно кого-нибудь из нас, Анита, — попросил Санчес. Мое имя он произнес, не добавляя к нему лишних слогов — только те, что должны были быть.
— Если я тебя пристрелю, Санчес, это будет не случайно.
Остальные хмыканьем и мычанием выразили свое одобрение или неодобрение. Потом пришла вторая команда, и некогда уже было дразниться. Мне было сказано, что я должна войти за Хупером, поскольку из четырех маршалов только я не прошла официального боевого обучения.
Я сделала, как было сказано: положила левую руку на спину Хупера, чтобы, когда он двинется вперед, двинуться за ним, Вторую руку я держала на лямке «МП-5», чтобы он случайно не оказался направлен на кого-нибудь, и мы пошли.
В прошлый раз, когда я работала со СВАТ, мы входили в дверь под светошумовые гранаты и с приказом стрелять во все, что шевелится — кроме заложницы, которую пытались спасти. А на этот раз мы постучались.
Сержант Хупер крикнул из-за спины парня со щитом (его фамилия, оказывается, Хитч), у которого ширина плеч почти как у меня рост:
— Полиция Вегаса, ордер на обыск! Открывайте!
Голос у него был хороший, как у сержанта на плацу. Я была готова, но все равно не могла не вздрогнуть.
Этот призыв сержант повторил еще дважды.
Сквозь жар дня нас обдало сзади энергией Виктора. Поскольку он был слишком далеко, чтобы орать, он ограничился посылкой вперед своей энергии. Голос можно подделать, но никто не может имитировать такую лавину силы. В некоторых смыслах она ничем не лучше голоса. Голос бы не передавил мне горло, подобно руке, стремящейся внутрь. Мне пришлось поднять метафизические щиты, чтобы в достаточной степени отбить эту энергию, не ощущать ее вкуса во рту. Оттолкнуть от себя эту силу — похоже было на выжимание очень большого веса. Никогда не чувствовала ничего подобного ни у одного ликантропа.