Он осторожно вывел меня в дверь. Я оглянулась и увидела, что Пола Чу смотрит мне вслед, и как только я увидела ее глаза, тигрица во мне встала, заревела снова, но на этот раз так, что задрожала металлическая стенка, будто рев ударил в нее как в гонг. Я покачнулась, и Эдуарду пришлось меня поддержать. Наклонившись вперед, он шепнул:
— Что происходит?
— Не знаю точно, но нужно убраться подальше от тигров.
— Закройте дверь, когда выходить будете, — сказал Морган. — Мы с Полой отлично договоримся, правда?
Он повернулся к ней, но я знала, что он зря тратит на нее свою сверкающую улыбку. Женщина даже не глянула на него — она не сводила глаз с меня.
Я рванулась прочь от двери, и только рука Эдуарда не дала мне броситься в бег. Дыхание стремилось участиться, пульс уже стучал. Я ощущала других тигров, сидящих по допросным. Ощущала, да, хотя вообще-то мне полагается ощущать лишь тех, с кем связана я или Жан-Клод. К белым тиграм Вегаса я не была близка ни в каком смысле, чтобы так остро их чувствовать. Что-то здесь не то.
Пальцы Эдуарда сжали мне бицепс так, что можно было бы возмутиться — от боли, но это помогло прочистить мозги. Способность мыслить стоит пары синяков, и как только боль помогла, я еще кое-что поняла.
— Мне кто-то лезет в мозги, — прошептала я ему.
— Вампир? — спросил он.
— Если белая королева не умеет делать того, что я видала только у вампиров, значит, это вампир.
— Вамп или тигр? — спросил он тихо.
Несколько любопытных взглядов мы заработали от полицейских, мимо которых проходили. Они видели эту вцепившуюся руку или слышали, что мы шепчемся? Или просто так слухи разошлись, что мы пробуждали любопытство?
Я сурово глянула на нескольких патрульных в форме, что на нас таращились:
— Ну и как, нравится?
— Анита, оставь. — Эдуард шел и вел меня, не давая остановиться. Он лишь слегка ослабил хватку, и тут же я ощутила сидящих по допросным тигров. Чуть ли не увидела, как они поднимают глаза, выискивая меня.
— Крепче жми, — шепнула я, наклонившись к нему.
— Что?
— Боль проясняет голову.
Он снова вцепился давящей хваткой, и мы пошли к дверям. Я видела, как давит на них горячее белое солнце.
— Если поможет солнечный свет… — прошептал Эдуард.
— То это вампир, — закончила я.
— А если нет…
— Тогда тигр.
Он даже не дал себе труда согласиться. Я не сводила глаз с желанных дверей, сосредоточилась на ощущении пальцев Эдуарда, сомкнувшихся на руке, на солнечном свете впереди. Эдуард бросил назад:
— Нам нужно на воздух.
Бернардо — и Олаф, если он тоже здесь, — поймут, что на воздух мы бы не рвались так быстро. Знакомых понимаешь с полуслова. Эдуарда они знали лучше, чем меня, но и по моему поведению тоже все поняли.
Они догнали нас в вестибюле. Виктор встал со стула, и как только я его увидела, тигрица заревела снова, а металлический щит, который я поставила внутри, заколебался, как серебряная вода. Не лопнул, но прогнулся.
Эдуард даже не замедлил шага, но взмахом руки дал Виктору понять, чтобы не подходил. Бернардо забежал вперед и открыл дверь, будто почуял срочность. Олаф пошел сзади, не помогая, но и не задержав нас. И на том спасибо — я бы сейчас этого не выдержала.
Тигрица у меня внутри прыгала на покореженный металл, будто пыталась перелезть.
— Быстрее, — сказала я.
Эдуард вытащил меня наружу. Ударило жаром, перехватывая дыхание, будто я вошла в печь. Тигрица не отреагировала — она рвалась наружу.
Потом на меня обрушился свет, подобный горячему белому прожектору. Он полоснул темноту, которую я до того не могла увидеть, темноту, в которой была Она. И она завизжала на меня из тьмы, но свет солнца отрезал ее от меня, и мне осталось бороться только с тигрицей, которая смогла взобраться на щиты и бежала со всей мочи к поверхности. Не знаю, почему Марми Нуар так любит тигров, но что-то она сделала, ослабляющее мою защиту.
Я попыталась поставить новый щит — и не смогла. Марми Нуар сейчас уже не было, ее вышвырнуло солнцем, но то, что она сделала, еще оставалось и сковывало меня как кандалы.
Эдуард все еще слегка держал меня за руку;
— Как теперь, Анита?
— Вампирши нет, но она что-то внутри сделала. Во мне.
Тигрица бежала прочь, мелькая черным и белым. Если она дорвется до поверхности, то самое меньшее, что со мной случится — упаду на землю и почти перекинусь. В худшем случае то, что сделала Марми Нуар, превратит меня в тигра по-настоящему.
— Что произошло? — спросил Олаф.
— У меня вопрос получше: что происходит? — добавил Бернардо.
Если бы был у меня оборотень-вервольф или даже лев, я могла бы отвлечь тигрицу в себе, натравить зверей друг на друга, даже тигр другого цвета сгодился бы. Я стояла на жаре под слепящим солнцем, и нужно мне было то, что я не могла объяснить.
— Я могу успокоить твоего тигра, — прозвучал позади нас голос Виктора, вышедшего с нами на солнце.
— Не думаю, — сказал Эдуард.
— Нет, — возразила я. — То есть да.
Эдуард посмотрел на меня:
— Анита, он чуть не вызвал твоего зверя сегодня.
— Это было случайно, — ответил Виктор. — Но меня учили помогать самкам моего клана сохранять человеческий облик.
Эдуард притянул меня к себе поближе, но у нас уже не было времени: тигрица готова была вырваться на поверхность.
— Эдуард, пусть он попробует, иначе я рискую реально превратиться в тигра.
С этими словами я потянулась к Виктору, и Эдуард меня неохотно отпустил. Виктор взял в ладони мое лицо, как сделал Криспин при первой нашей встрече в Северной Каролине. Он сбросил темные очки, явив миру светлые голубые глаза, обнаженные, доступные свету. И я упала в эти глаза, и тигрица внутри меня пошла медленнее. Не остановилась, но замедлила шаг.
Виктор наклонился ко мне.
Я ощутила сбоку движение, уловила присутствие высокого темного Олафа. Эдуард не дал ему до нас дотронуться:
— Не мешай ему.
Виктор меня поцеловал. Прижался губами к губам. Когда так было с Криспином, я вбросила в него своего зверя, вызвала тигра в нем, но сейчас Виктор вдыхал свою силу в меня. Не зверя, но силу. Ту силу, от которой перехватывает дыхание, покалывает кожу, и ничего подобного я не ощущала ни от одного ликантропа, кроме его матери.
Тигрица во мне приостановилась, потом снова порысила вперед, так близко, почти рядом с выходом.
Виктор чуть отодвинулся, чтобы сказать:
— Ты должна принять мою силу добровольно. Слишком ты сильна, чтобы я мог утихомирить твоего зверя без твоего согласия.