Оформив квартиру на родственника и получив всю сумму наличными, он уехал в Каратул. Дом родителей оказался вполне в сносном состоянии, требовался лишь косметический ремонт да замена кое-чего из мебели. Не обманул родственник и с трудоустройством. Доктор медицинских наук Ахмедов устроился патологоанатомом в местную больницу. Вернее, родственник устроил. Впрочем, специалистов этой профессии в Каратуле не было.
Долго не мог свыкнуться со своим новым положением заслуженный профессор, но время делает свое. Свыкся. Жил тихо, ни с кем не поддерживая дружественных отношений, но и ни с кем не враждовал. В больнице его чаще называли профессором, и это не звучало издевкой. Главный врач относился к нему с почтением. Жить можно. Впрочем, не жить, а существовать. Но и к этому привык Ахмедов.
Он отошел от окна, налил в пиалу чай, отпил несколько глотков. В тумбочке лежал сверток с завтраком, но есть не хотелось. Так прошло полдня. Только Ахмедов решил пройтись по больничному парку, как противной трелью задребезжал старый городской телефон.
— Морг, — ответил он, как обычно.
— Это вторая бригада, Фархад Алимович, труп вам везем!
— Мужчина? Женщина?
— Мужчина, судя по всему, афганец, его передали нам пограничники Башанской погранзаставы.
— Что с ним? Насильственная смерть? Огнестрел при задержании?
— Нет. Все гораздо хуже, но сами увидите.
— Понятно, я на месте.
Профессор открыл кабинет, из морозильника, в котором находился всего один неопознанный труп пожилой женщины, выкатил в приемный зал каталку, подготовил инструмент. Ассистент ему не требовался, да и не было у него ассистента. Работал один. Ничего особенного от трупа афганца он не ждал, вскроет, посмотрит, сделает, что надо, зашьет, уложит в морозильник, составит отчет и все! Будут в морозильнике два неопознанных трупа.
Санитарный «УАЗ» подъехал к дверям морга, развернулся, водитель задом сдал к зданию. Вышедший к машине Ахмедов приподнял простыню, которой был накрыт труп.
— Неплохо, — проговорил он, — и где это так разбило мужика?
— Река выбросила труп на берег.
— Да, это заметно по характерным травмам, ну что ж, давайте тело на каталку.
Врач «неотложки» кивнул на изуродованный труп:
— Что, и это вскрывать будете, Фархад Алимович?
— Положено. Судя по сохранившейся коже, это молодой еще мужчина. Как попал в Пяндж, неизвестно?
— Нет, пограничник сказал, что сначала на берег выбросило перевернутую лодку, затем труп. В ночь на реке была большая волна, вот лодка, видимо, и перевернулась.
— Ну, тогда следует ждать еще пару-тройку трупов. Афганцы по одному не плавают. Хорошо, если будут мужчины, терпеть не могу вскрывать молодых женщин и особенно детей. Это противоестественно.
— Э-э, Фархад Алимович, сейчас ничего противоестественного нет. Большинству населения жрать нечего, муку в долг берут, а власть — чиновники, бывшие партийные работники, что в свое время на трибунах кричали о равенстве, братстве и дружбе народов, — сегодня трехэтажные особняки строят, по несколько жен имеют. Спрашивается, откуда у них деньги?
— Как будто ты сам не знаешь, откуда?!
— Знаю, — кивнул врач, — наркота чуть ли не на каждом шагу.
— Это здесь, а сколько ее уходит в Россию? Ну ладно, Камал, что толку вести пустые разговоры. Видно, время такое настало, когда у власти могут оказаться только воры да их ближайшие родственники.
— Мне-то что — вам должно быть обидно, начальник здравотдела медицинское училище окончил, а располагается в таком кабинете, катается на дорогущем «ниссане», вы же, профессор, доктор наук, в морге сидите, на рядовой должности.
— На обиженных, Камал, знаешь, что делают? Да и плевать мне на всю эту чиновничью свору! Перед Всевышним ответ держать всем придется, независимо от должностей и состояния. Тогда и воздастся всем по заслугам.
— Да будет так. Ну что, мы поехали?
— Конечно. Заезжайте, а то скучно здесь одному.
— Да уж нет, лучше вы к нам в гости. У вас здесь слишком мрачно, — рассмеялся врач.
— Зато тихо и спокойно. Чиновники сюда точно не сунутся. Да и кто-либо другой, исключая родственников умерших. У нас же как? Похоронить надо до захода солнца. Когда же делать вскрытие, если люди умирают утром или ночью? И родственники не дадут. Но все, Камал, езжай, я говорить долго могу.
«УАЗ» уехал, патологоанатом вкатил каталку в кабинет, который можно было назвать и операционной, уложил труп в ванную, срезал остатки одежды, принялся из шланга поливать тело водой, затем перенес на стол. Силы еще остались, не напрасно в студенчестве занимался вольной борьбой.
Он уже заканчивал процедуру, как его внимание вдруг привлек светлый налет на печени. Подобного за свою практику профессор не встречал.
Он сделал срез, срезанную ткань опустил в колбу, завершил вскрытие.
Подошел к столу, где располагалась мини-лаборатория, созданная им самим. В Ахмедове проснулся ученый. Весь вечер он занимался срезом. Наконец отставил от себя колбы и прошептал про себя:
— Ничего не понимаю.
Встал, прошелся по комнате. За окном уже стемнело, рабочий день закончился. Забрав записи, что делал по ходу исследования, Ахмедов закрыл морг и пошел домой. Там по сотовому телефону, благо в последнее время мобильная связь охватывала даже отдельные районы Горного Бадахшана, набрал номер своего русского друга, бывшего сокурсника Алексеенко. В Москве было 22.10, но ответил московский абонент сразу:
— Да?!
— Здравствуй, Петя!
— Не понял, кто это?
— Не узнал. Конечно, я тебе никогда по сотовому не звонил.
— Так, прошу представиться.
— Изволь, Фархад Ахмедов.
— Фарик? Ты? Откуда, чертила? Ты в Москве? Один? С семьей?
— Сколько вопросов, Петя! Отвечу по порядку, да, это я, чертилой меня уже поздно называть, бурная студенческая молодость осталась в далеком прошлом, я в Таджикистане, в Горном Бадахшане, у себя на исторической родине, один, так как Тамара умерла, а дети за границей!
— Постой, Фарик, а откуда у тебя мой номер?
— О! Ты стал забывать. Не помнишь нашу встречу на симпозиуме в Петербурге в 2006 году?
— А, черт, действительно, мы же тогда обменялись телефонами. Но почему ты в Горном Бадахшане, ведь заведовал кафедрой в Душанбинском медицинском университете?
— Это было давно. Все было давно, сейчас я патологоанатом в морге небольшого поселка.
— Что? Ты — и в морге?
— Да. Не удивляйся и не жалей меня, я в порядке.
— Какой, к черту, это порядок? Такая голова, и в каком-то морге. Так, ты должен, нет, ты просто обязан приехать в Москву, я сейчас в медицинской академии наук, что-нибудь придумаем насчет твоего трудоустройства.