– Я все расскажу, записывайте, – сказала Инна, с опаской косясь на вмятину в двери.
– Дурак, какой же ты дурак, Трофимов! Раз, два, три, четыре! Дурак, какой же ты дурак! Раз, два, три, четыре, – ругался Веня, прыгая под окнами дома. – Мама была права, нельзя ходить зимой в ботинках на тонкой подошве. – Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре!
– Долго еще будешь скакать тут, как стрекозел? – послышалось за его спиной. Трофимов обернулся и выронил букет в снег. Неловко поднял его и спрятал за спину.
– А что? – поинтересовался он.
– Ничего, – она пожала плечами и склонила голову набок, разглядывая его чуть насмешливо. Она всегда любила так смотреть – оценивающе. На ней было серое пальтишко с капюшоном, черные волосы распущены, в ушках две жемчужины, такие же по цвету, как ее глаза, дымчато-серые. Ничего особенного в ней не было! Ничего!
– Зачем ты приехал? – спросила Эльза.
– Мама мне мозги вправила.
– Я спрашиваю, за каким хреном ты приперся сюда?
– Потому что люблю тебя, – пожал плечами Трофимов. О да, она умела смотреть так, что становилось жарко.
– Неужели? А я думала, что ты никогда меня не простишь, – она сощурила глаза. – Ладно, пойдем. Замерз, наверное? Я уже три раза чайник ставила. Спустилась вот поинтересоваться, ставить ли его четвертый раз.
– Не знаю, не знаю, – сказал Веня.
Она вошли в лифт, Трофимов нажал на восьмой этаж и протянул Эльзе букет.
– Ты же знаешь, я не люблю срезанные цветы.
– Знаю.
– Так зачем купил?
– Захотелось, вот и купил.
– Какой же ты…
Он притянул ее к себе, потянулся к губам – лифт дернулся, свет погас.
– Застряли, – вздохнул Веня. Эльза раздвинула чуть-чуть двери.
– Трофимов! – закричала она. – Кажется, в этот раз мы доехали до седьмого неба!