– Может, оно и к лучшему, – вставил Игла серьезно. – Нас не посадят, и мы сможем заняться группой.
– Попробуем еще раз. – Пшемек вытащил ствол Вальдемара. Это был черный газовый пистолет, переделанный в огнестрельный. На стволе виднелась резьба для накрутки глушителя, которого на момент кражи не было в комплекте. Ни один из них не разбирался в оружии, но они видели, как Вальдемар заряжал оружие, это казалось пустяком. Еще им удалось заграбастать коробочку с патронами. Пшемек вынул свою деревяшку и отдал ее Мартину. – Игрушка – твоя. Я беру ствол.
– Ты здесь босс. – Мартин улыбнулся, подарок ему понравился.
– Точняк, – поддержал Игла. Ему тоже хотелось быть в команде, но третьего пистолета не было. Мартин дал ему подержать деревяшку, но Игла горящими глазами вглядывался в настоящее оружие. Он повторял, как в трансе: – Бог любит троицу. А если нас закроют, то можно играть и на зоне.
Опять рваный смех. Мартина вдруг озарил момент осознания всего происходящего.
– А почему троицу?
Пшемек был трезвее всех. Он пихнул кореша в плечо:
– Потому что нас трое, идиот. Святая троица.
– Если посадят одного, то остальные отомстят, – загорелся Игла.
– Один за всех, и все за одного. – Мартин чуть не задохнулся от смеха.
– В этом весь Старонь, – прокомментировал Пшемек. – Обдолбался, и зубы сушит.
Они двинулись по домам. Каждый в свою сторону. Это была их последняя встреча.
Сейчас Мартин понимал, насколько наивными они были. Он наклонился, и его вырвало на тротуар. Теперь снова можно было дышать нормально.
– Может, вызвать скорую? – поинтересовалась старушка, пришедшая на остановку с тряпичной сумкой. Она была будто из другой эпохи, классическая деревенская бабулька.
– Может быть, у вас найдется ручка и бумажка? – спросил он в ответ. – Мне пришла в голову одна идея.
Старушка удивленно посмотрела на него.
– Не важно. – Мартин махнул рукой.
Она провожала его взглядом, когда он перебегал улицу, чтобы вернуть билет, но продавщица отказалась возвращать ему деньги. Она ругалась, что уже поздно, что автобус вот-вот будет на остановке. Мартин в него не сел, а пошел вдоль тротуара. Автобус трогался с места, когда Мартин остановился, сам не зная зачем. Он вслушивался в звук ритмично работающего двигателя, напоминающего рев оранжевой торпеды. Все началось с той машины. Автобус уже разогнался по прямой и поравнялся с идущим парнем. Мартин повернулся и сделал шаг прямо под его колеса. Последнее, что он помнил, – это Моника. Округлость ее плеча. Длинные худые пальцы ног. Потом все застелил туман.
Молочная мгла до странности напоминала пар в девичьей школьной душевой.
Она проснулась резко, как всегда. Раз, два – и вот она, суровая реальность. Ей опять ничего не снилось. Сначала она испугалась, что проспала, не услышала будильник, опоздает на работу, потому что надо еще отвезти ребенка к свекрови. Потом все было тоже более чем привычно.
Ничего не было видно. Все застилала молочная мгла. Надо зажмуриться.
Она была не одна. Слышались шорохи, как будто кто-то мял куски полиэтиленовой пленки. Где-то вдалеке тихий разговор и пульсирующее: пик, пик, пик. Она не могла разобрать слов, доносящихся до ее ушей. Скорее чувствовала, чем слышала присутствие нескольких человек. Одним из них была женщина. Ноздри раздражал запах дешевых духов, который оставался в воздухе, даже когда женщина выходила из помещения. Наверное, она хромала, деревянная подошва равномерно шаркала по линолеуму. Этот звук был самым невыносимым, но, к счастью, быстро утих.
На этом все, и так каждый день. Она была не в состоянии открыть глаза. Ощущение собственного тела покинуло ее. Вся она превратилась в простую мысль: «Где я?» Потом пришли следующие: «Я умерла? Я на том свете? Существует ли вообще тот свет?»
Вместо ответа она услышала быстрый стук деревянных подошв. На этот раз в сопровождении нескольких других пар обуви.
Резиновые подошвы, разные комплекции, характеры, возраст. Они окружили ее. Их было несколько человек. Воздух вокруг нее сгустился. Она сумела пошевелить ладонью. Укол. Испугалась, рефлекторно дернула рукой. Боль была недолгой, колящежгу-чей, но терпимой. В голове ее пронеслись слова из песни:
Могло быть по-другому на роковом пороге,
И кто-то будет вечно гореть теперь в аду.
Две жизни, два надгробья, в газетах некрологи,
И кто-то нам накликал нездешнюю беду…
Она хотела что-то сказать, но язык был как деревянный, шевелился с трудом. Наконец ей удалось дотронуться кончиком языка до губ. Они растрескались и болели.
– Потихоньку. – Она услышала успокаивающий женский голос. Определить возраст женщины было не под силу, но она внушала доверие. Это от нее так пахло дешевым жасмином. – Я смочу вам губы. Пока еще нельзя ничего пить.
Она ощутила на губах что-то холодное и мокрое, дотронулась языком до влажного шпателя. Она бы все сейчас отдала за глоток воды. Веки будто заржавели. Дрогнули на миллиметр. В уголках глаз она ощутила жгучие слезы, несмотря на то что не собиралась плакать. Слезы катились, неприятно щекоча щеки. Ей хотелось вытереть их, но рука отказывалась подчиняться. Она вдруг забеспокоилась о том, что, возможно, у нее нет руки, лица, ног. Или она вся забинтована и никогда уже не будет красивой. Если раньше и была.
– Тихонечко. Спокойно. – Опять этот женский голос. Наверное, ей около пятидесяти. Что-то сильно сжало ее плечо. Потом она почувствовала холодные пальцы на сгибе локтя. Неожиданный укол без предупреждения. Игла. Только секунду было больно. Потом постепенное облегчение. Она ойкнула.
– Необходимо было поставить катетер, – услышала объяснение. – Старый засорился, потому было так больно.
Скорее жгло, чем болело, но она радовалась, что хоть что-то чувствует.
– Добавьте в физраствор магний и калий. Какая-то она нестабильная у нас, – прозвучала команда. Мужской усталый голос. Около сорока, но выглядит, возможно, старше. Наверняка носит бороду и много курит. Пессимист.
Несколько пар рук маневрировало вокруг ее тела. Слезы стали литься ручьями, вымывая ржавчину из-под век.
– Ждем, – добавил мужчина, дотронулся до ее щеки. Нос уловил запах никотина, осевший на пальцах. Недавно выкурил сигарету.
Рывком разлепила веки. Опять эта молочная мгла, ничего больше. Потом туман стал рассеиваться, превращаться во что-то прозрачное, вроде стекла в струях дождя. Наконец она увидела ручку шкафчика. Металлическую, круглую, с облезшей из-за постоянного использования краской. Где-то она уже видела эту ручку.
Сначала ее взгляд упал на врача. Загорелый мужчина в помятом халате, с седыми, неровно подстриженными усами. Потом на двух женщин в сестринских колпаках, которые суетились вокруг ее кровати. Одна из них была в старомодных ортопедических шлепанцах, это они так шаркали. Она слегка наклонила голову. В дверях стояли еще двое мужчин. Ее внимание привлекли диагональные завязки, выглядывающие из-под бахил. В палате больше никого не было. Никаких цветов. Рольшторы опущены. Темнота. Только немного точечного света, падающего на пустую, аккуратно застеленную кровать рядом с ней. И этот маленький белый шкафчик с круглой ручкой. У нее дома был такой? Она не могла вспомнить. Испугалась, что все еще спит.