– Значит, ты ничего не скажешь?
– Вы неправильно ставите вопрос. Ничего не знаешь – вот это было бы правильно. Но я действительно ничего не знаю. И если Марго ушла из дома, значит, ей там все обрыдло. Я бы и сам ушел, если бы было куда.
Это были последние слова, произнесенные Володей Сотниковым. Больше он не проронил ни звука.
«…если бы было куда…» Юля несколько раз повторила эту фразу вслух, уже находясь в машине. Неужели этим он хотел сказать, что Рите БЫЛО куда идти? Дача?
Она позвонила Крымову. Ее машина плавно неслась по широкой, ярко освещенной улице в сторону Абрамовской.
– Это ты? – услышала она его недовольный голос. – Если бы ты знала, как ты не вовремя.
– Ты был на даче?
– Я же просил тебя позвонить в десять. Ну что ты на самом деле?
– Оторвись от тела и ответь мне на вопрос: ты был на даче?
– Был. Там кто-то живет, я прождал там полтора часа, пытался опросить соседей, но никто ничего толком не сказал.
– Ты был внутри?
– Говорю же, – он был сильно раздражен, но Юле было уже наплевать на то, в каком состоянии и с кем в постели она его застала, – ТАМ кто-то живет. Остатки еды, женская одежда. Непонятно, кто именно. Завтра утром поеду снова.
– Не завтра, а сейчас, немедленно.
– Ты что, мать, спятила? Извини, – последнее слово было явно обращено к женщине, с которой он развлекался, – я же просил тебя перезвонить мне в десять часов.
– Обещай мне, что мы с тобой поедем в десять на дачу. А вдруг она там?
– Обещаю, – произнес он жестко и отключился.
– Ненавижу!.. – Юля швырнула телефон на соседнее сиденье и прибавила скорость.
Уже через четверть часа она парковала машину возле крыльца агентства. Все окна были освещены. Дверь, правда, была заперта. Надя подстраховалась и, чтобы в агентство не зашли какие-нибудь любители развлечений, заперлась. В случае необходимости в агентство можно было попасть, предварительно позвонив в дверь.
Надя, услышав звон ключей и шаги в коридоре, сама вышла встречать Юлю.
– Привет, дорогая, – она даже приобняла Юлю, чего раньше никогда не было. – Знаешь, я так волновалась за тебя. Устала, наверно?..
Как хорошо было после тяжелого дня оказаться в уютной приемной, где тебя ждут горячие бутерброды, пирожки и сколько хочешь кофе или чаю!
– Ну, рассказывай.
* * *
– Надя, не знаешь, что с ним?
Они говорили о Крымове.
– Юля, у тебя мысли сейчас должны быть совершенно о другом. Подумаешь, Крымов! Ты сейчас занимаешься таким делом.
– Что проку, если мне его никто не заказывал? Вот увидишь, Крымов обрушит на мою бедную голову столько упреков, что я просто вынуждена буду бросить расследование.
– Но он же дал тебе денег на бензин?
– Дал. Но ведь ты уже отдала на экспертизу белье. А кто будет это оплачивать?
– Не переживай, у Крымова есть деньги. Хотя, если честно, я и сама не понимаю, откуда они у него. Думаю, что из прокуратуры он ушел не случайно. Но… молчок… не наше это дело, верно? – И Надя заговорщицки улыбнулась. – Между прочим, тебе снова звонил твой поклонник.
– Не хочу сейчас о нем слышать. Честное слово, мне теперь не до него. Ты мне лучше скажи, как ты думаешь, мне показалось, что эти две кумушки от меня что-то скрывают, или…
– Вот именно, или. Понимаешь, должно пройти какое-то время, чтобы они осознали всю важность их показаний. Кроме того, ты уж не обижайся, но ты могла произвести на них не очень-то благоприятное впечатление.
– То есть?..
– Ты молода, красива, а женщины всегда ревниво относятся к чужой красоте и возрасту. Я вот тебе сейчас скажу одну вещь и думаю, что она тебя сильно шокирует. Мне кажется, что то восхищение, которое они выражали относительно теперь уже покойной Лоры, – неискреннее. Во всяком случае, при ее жизни они относились к ней не так восторженно, как стремятся это показать сейчас. Это парадокс. Они любили ее и не любили одновременно.
– Надя, по-моему, ты несешь какой-то бред. Ты бы видела, как прижималась Анна щекой к щеке Лоры. Я уверена, что это был естественный и искренний порыв.
– А кто спорит?
– Тогда я тебя совсем не понимаю.
– Мне кажется, что эти подруги ничего тебе не рассказали о Лоре по той простой причине, что они были вместе, и, возможно, им было стыдно друг перед дружкой. А вот поодиночке, уже теперь, когда они убедились в том, что Лора мертва, они могут рассказать о ней правду.
– А вдруг этой самой правды нет?
– Не переживай раньше времени. У тебя еще остались другие приятельницы, быть может, они что-нибудь расскажут. Понимаешь, не бывает идеальных людей. Тем более женщин.
– Я все-таки думаю, что Лора была больна, и ее подружки могли бы кое-что рассказать о редких проявлениях этой психической болезни. И еще я постоянно думаю про ту девицу в розовом сарафане, которая вляпалась в кровь и вытирала ноги о траву. Кто она и что делала в квартире Садовниковых? Почему квартира была открыта? Как туда вошел убийца?
– Ты уверена в том, что это именно убийство?
– Надя, не будь такой наивной. Если бы ты только видела их… Они даже мертвые были красивыми. Ты напрасно улыбаешься. У нее такая роскошная фигура, бедра, грудь. А видела бы ты тело самого Садовникова… У них было все, что нужно для вполне комфортной и приятной жизни. Кстати, мне необходимо встретиться с Арсиньевичем.
– Кто такой?
– Зам Садовникова. Думаю, что он расскажет много интересного. Если захочет, конечно. Надя, у меня глаза закрываются. Который час?
– Без пяти десять. Ты домой?
– Какое там!.. А Крымов? Я же обещала позвонить ему.
– Неужели ты собираешься поехать с ним на дачу?
– Собираюсь. В машине немного посплю. Крымов? – Юля прижала к уху трубку. – Если снова начнешь орать на меня, больше меня в агентстве не увидишь.
– Привет, птичка… – голос Крымова на этот раз был умиротворенным.
– Так мы едем на дачу к Бассам или нет?
– Ты сейчас где?
– В агентстве. Я работаю, понимаешь, в отличие от остальных.
– Не ной, сейчас я за тобой приеду. Передай Наде, чтоб шла домой.
Юля положила трубку и тяжело вздохнула:
– Скажи, ну почему мужчинам можно все, а нам, женщинам, – ничего?
Уже в машине Крымова Юля вспомнила о записке, которую так и не взяла у Нади. «Дырявая голова».
Крымов вел машину уверенно и с удовольствием. Ночной город светился мягким оранжевым светом, дороги были практически пусты.