Порой Жанна брала себя в руки, и в такие минуты даже сама мысль о том, что ей придется что-то объяснять Марине, раздражала ее и приводила в недоумение. С какой стати? Зачем? И какое кому вообще дело до ее личной жизни? Спит она с Борисом или нет – это касается только ее, и никто не вправе вмешиваться в сокровенные тайники ее интимной жизни. Да, она, пожалуй, в какой-то мере похожа на Марину своим презрительным отношением к мужчинам, но это не значит, что она должна оставаться одна. Пусть все идет как идет, и это даже хорошо, что их отношения с Борисом развиваются постепенно, во всяком случае, у нее будет возможность получше узнать его, привыкнуть к тому, что он рядом.
И все-таки разговор с Мариной произошел. Короткий, но не очень приятный. Вернее даже, совсем неприятный.
Они столкнулись в дверях – Борис и Марина. Когда она пришла, он уже собирался уйти. Жанна их познакомила – это длилось несколько минут, не больше, – после чего подруги остались в квартире одни. Несколько вопросов, на первый взгляд обычных в таком случае, подразумевали соответствующие ответы. Да, Жанна, как могла, ответила на них. Да, Борис – это ее пассия. Да, он иногда ночует здесь. Да, она влюблена в Бориса. Да, впереди, – неизвестность. Ну и что? А все равно на душе после этого разговора остался неприятный осадок.
«Я где-то его видела», – сказала Марина и довольно-таки неуклюже сменила тему разговора.
Видела и видела, их город не такой уж и большой, поэтому все когда-то и с кем-то виделись.
После этого разговора, этой встречи, они долго не , встречались. Все трое. То есть Жанна не видела Марину, да и Борис куда-то исчез, как потом выяснилось, он уезжал на этюды. Ему удалось выгодно продать их в художественном салоне, и он принес Жанне деньги.
Все складывалось на редкость хорошо, жизнь ее постепенно стала приобретать некую семейно-сексуальную привлекательность; все шло к тому, чтобы их обоюдное с Борисом желание сблизиться наконец сбылось.
Они спали вместе, но дальше нежных объятий и ласковых поползновений не пошли. Словно оба боялись чего-то. Жанна, вспоминая свои редкие разговоры с матерью о мужчинах, о том, как сложно они устроены, и как хрупка их нервная система', особенно когда речь идет о сексуальных отношениях, и как похожи они на детей, старалась сделать все, чтобы не ущемить мужское достоинство Бориса. Она делала вид, что и сама как будто бы рада, что снова все прошло КАК ВСЕГДА. И в другой раз она поступала так же.
И вот наконец настал вечер, когда они, отбросив всякую стыдливость, позволили себе забыться, отдаться друг другу, расслабиться, дать волю инстинкту. И за мгновение до сладостного момента соединения вдруг раздался этот неожиданный и резкий, до одури, настойчивый звонок в дверь.
Это была она. Марина Козич.
Жанна стояла босиком и не знала, как себя вести.
Ведь в спальне ее ждал распаленный и готовый к любви Борис, а в дверях, страшно смущаясь и всем своим видом извиняясь за столь поздний визит, стояла несчастная и напуганная Марина, глядевшая на нее как на последнее спасение. Или ей это только показалось?
– Мне нужно срочно с тобой поговорить.
Все тот же тоненький голос, мольба в глазах, и только непонятно откуда вдруг взявшееся упорство, с которым она прямо-таки рвалась на кухню. Ведь она, даже не дождавшись ответа, готова ли Жанна принять ее или нет, вошла туда и села за стол. Скрестила свои покрасневшие, должно быть от мороза, руки, переплела длинные, костлявые, худые пальцы и уставилась в одну точку.
– Что-нибудь случилось? – спросила из вежливости Жанна, запахивая плотнее халат и присев на стоящий рядом табурет. – Уже поздно…
– Извини, – Марина продолжала упорно рассматривать противоположную стенку. Она не смотрела на Жанну, словно все еще находилась во власти того, из-за чего, собственно, и пришла. – У меня нехорошие предчувствия…
– Что-нибудь на работе?
– Нет.
– С родителями?
– Нет. Все не то, не то… Даже не знаю, как это тебе сказать…
Тут она повернулась и схватила Жанну за руку. Крепко сжала ее.
– Можно я у тебя переночую?
Жанна не знала, что ответить. Она просто сидела и молчала.
Вдруг Марина принюхалась и, не отпуская руки Жанны, притянула ее к лицу.
– Духи? Ты что, вымыла руки духами? Что это за духи? Такие крепкие…
– Это.., духи.., моей мамы. Пролились… – соврала Жанна. Не могла же она признаться в том, что это Борис в течение долгих минут протирал ее тело тампоном, смоченным в духах. Он говорил, что его это возбуждает. А запах действительно был восхитительный, хотя и резкий…
Чересчур. Да и что было не ЧЕРЕСЧУР? Все! Все, включая ласки и смелые слова…
Она очнулась, когда Марина была уже в прихожей и надевала шубу.
– Ты не одна, я все понимаю… Извини…
И она ушла.
А утром следующего дня Жанне позвонила их общая знакомая и сказала, что Марину убили. Выстрелом в голову. Что тело ее нашли неподалеку от ее дома, на мусорной свалке.
* * *
– И это все? – Юля ласково потрепала ее по плечу. – И ты теперь казнишь себя, думаешь, что во всем виновата ты? Да выкинь ты все это из головы… Я уж думала, что правда… Пойми, то, что с ней произошло, – простое стечение обстоятельств, и ты здесь совершенно ни при чем. А за что ее убили и кто, неизвестно?
– Нет, никто ничего не знает. Милиция просто сбилась с ног. Ведь она была человеком, которого просто НЕ ЗА ЧТО УБИВАТЬ. Понимаешь, у нас у всех есть какие-то грешки, мы все на протяжении жизни совершаем ошибки, проступки… Но только не она. Марина Козич была необыкновенной девушкой, от нее исходил свет. Она была как святая. И в тот вечер, когда она пришла ко мне, мне показалось, что я грешница, великая грешница, потому что мы с Борисом позволили себе тогда многое…
Правда, ДО ее прихода. Потому что после того, как Марина ушла от нас, конечно же, все расстроилось. И в физическом плане.., тоже.
Жанна покраснела. Опустив взгляд в тарелку, она рассматривала кусочек мяса до тех пор, пока туда не капнула первая слеза.
Юля стояла у окна и пыталась представить себе эту «святую» учительницу по фамилии Козич.
– А знаешь, что я тебе скажу? Просто из личного опыта.
Жанна подняла лицо, взяла со стола салфетку и промокнула заплывшие черной размокшей тушью глаза.
– Ты, судя по всему, идеалистка, но в жизни почему-то чаще всего происходит все наоборот… Я имею в виду Козич. Как правило, такие святоши оказываются своей полной противоположностью. Это чисто психологические дела: то, чего недостает человеку внутри, он пытается продемонстрировать снаружи. К примеру, он в душе – подлец, плетет за спиной других интриги, сталкивает людей лбами и наслаждается результатами содеянного, а внешне всем улыбается, и, как ни странно, все принимают его за порядочного человека; или, скажем, его место за решеткой – а он, чистенький и аккуратненький, руководит большим количеством людей… И так было всегда.