Чего вы медлите?! Но знайте, что я никому не хотела зла!
Я никого не убивала и не грабила! Вы меня с кем-то путаете…
Она хотела сказать еще что-то, но взгляд незнакомца был настолько глубок и серьезен, так много было в нем невысказанной боли, что Жанна, задохнувшись в собственном порыве злости, устало выдохнула и упала на диван. Закрыла лицо руками.
– Пусть ЭТОТ выйдет… – сказал мужчина, кивая в сторону Бориса. – Напасть какая-то: как ни приду – он тут как тут. Зачем он тебе? Гони его в шею. А ты, ты зачем прятал от нее письма? Думал, что у нее есть любовник?
По себе судишь? Чего присосался к девке? Ну, принесли ей деньги, ну, написали письмо, а тебе-то что? Ты кто ей, муж? Жениться не собираешься, а только нервы треплешь.
– А вы сами-то кто? – Борис побледнел и теперь смотрелся довольно жалко.
Жанна, почувствовав минутное удовольствие от того, что в ее присутствии оскорбили и унизили человека, который только что обзывал ее шлюхой и награждал куда более грубыми выражениями, теперь внимательно следила за тем, как будут разворачиваться события.
– Кто я? Я человек, который мог бы сделать ее счастливой…
Этот человек, который собирался сделать ее счастливой, был старше ее лет на двадцать, и в мешковато сидящем на нем сером костюме, поверх которого была надета меховая куртка, походил скорее на приодевшегося бандита, чем на героя-любовника. Хотя подпорченное временем и алкоголем лицо его явно носило следы былой красоты: большие выразительные темные глаза с толстыми, в ироничном прищуре, веками, безукоризненный нос и темно-красные, с розовой каймой, иудейские губы.
– И давно вы знакомы? – спросил Борис, который, как мог, старался взять себя в руки. Безусловно, он боялся этого человека, и скрыть это было не в его силах, но в то же время у него появилась возможность доказать самому себе, что Жанна – не такая уж скромница, как хотела бы, чтобы о ней думали.
– Мы вообще незнакомы. К сожалению. Но, видимо, пришло время познакомиться. И мне бы меньше всего хотелось, чтобы при этом присутствовал неприятный мне человек. Детка, скажи ему, чтобы он вышел. Или вообще ушел.
Но Жанна молчала. Она растерялась. Да и как могла она остаться наедине с незнакомцем, к тому же предав Бориса? Хотя внутреннее чувство подсказывало, что ей не стоит бояться этого большого человека, который, если бы хотел, мог давно уже убить ее. Он, судя по всему, собирается с ней поговорить. Но о чем? И что у них может быть общего?
– Молодой человек, я не привык повторять. Я не причиню ей никакого вреда, поэтому не вздумай вызывать милицию – сам же окажешься в дураках, уж поверь мне…
– Нет, не уходи… – Жанна вскочила с дивана и спряталась за спиной Бориса. – Вы должны все объяснить в его присутствии…
– Тогда я лучше уйду… – Мужчина надел на голову свою огромную шапку из чернобурки, нахлобучив ее почти на нос, развернулся и направился к выходу. – Когда-нибудь в другой раз…
Понимая, что уж после этого визита Борис и вовсе не оставит ее в покое и будет требовать каких-то объяснений, которые она все равно не сможет ему дать, кроме того, чувствуя, что этот человек как-то связан с визитом зечки и что теперь есть возможность раз и навсегда положить конец этой странной истории, Жанна вдруг подбежала к незнакомцу и схватила его за руку:
– Подождите, не уходите… Останьтесь и объясните мне все наконец… А ты, Борис, наберись терпения и подожди меня в подъезде или на улице… Подыши свежим воздухом, а заодно остынь… Ты мне так много сейчас наговорил, разве что убийцей не назвал, так что у тебя есть возможность хорошенько подумать о том, правильно ли ты сделал, обвинив меня во всех смертных грехах…
Она произнесла это с такой легкостью, что и сама подивилась. Неужели присутствие этого незнакомца сделало ее такой уверенной в себе?
Борис ушел, хлопнув дверью.
Когда они остались одни, Жанна предложила незнакомцу сесть.
– Мне кажется, я видела вас раньше. Ведь вы – мамин знакомый?
– Правильно.
– И сколько денег задолжала вам мама?
– Нисколько. Меня зовут Григорий. Я шел к тебе долго, настолько долго, что ты не можешь себе этого даже представить… Но чувство вины, которое я носил в своем сердце, искупить никогда не поздно?..
– Не имею представления, о чем вы говорите, но, признаюсь, сегодня вы пришли, как никогда, вовремя.
Я не знаю, почему не боюсь вас, наверное, просто устала бояться. Так кто вы такой и зачем приносите мне деньги?
Что это за письма, записки? Мне как раз сегодня из-за них и досталось. Но ведь его можно понять – он ревнует.
– Меня зовут Григорий Беркович. Я, малышка, твой отец.
Жанна онемела и вся сжалась. Она могла ожидать чего угодно, но только не этого. Слишком уж все неожиданно, нереально…
– Вы – Беркович?
Она вспомнила, как мама, примеряя однажды новое платье перед тем, как идти на свидание со своим молодым любовником, проронила такую фразу:
– Берковичу бы понравилось…
А платье было абсурдно-простым, элементарным – из серого шелка, с рядом крохотных, обтянутых черным бархатом пуговиц. Но как оно было сшито! Не платье, а вторая кожа, как любила говорить мама.
И хотя про Берковича она больше ни разу не слышала, человек, носящий такую выразительную фамилию, почему-то сразу представился ей интеллигентного вида мужчиной, высоким, красивым и непременно с ироничной улыбкой… Такие люди всегда чем-то недовольны, и им очень трудно угодить.
– Да, а что, мама рассказывала тебе что-нибудь обо мне?
– Нет. Ничего.
– Я так и думал. Она не хотела меня знать. Но ей приходилось. Я вижу, ты не веришь мне…
Жанна смотрела на Берковича и пыталась представить его молодым. Безусловно, он был хорош собой – у него наверняка не было столько седых прядей в сохранившихся до сих пор густыми волосах, не было прокуренных желтоватых усов, набрякших век и такой безысходности и печали во взгляде… Он наверняка нравился женщинам.
Беркович достал из кармана помятую черно-белую фотографию и протянул ее Жанне:
– Это мы на море, в семьдесят первом… Вот эта маленькая девочка – ты, а это твоя мама. Ей так шел этот белый купальник…
– Вы хотите сказать, что это – вы?! – Жанна смотрела на обнимающего ее маму высокого стройного брюнета в черных очках.
– Да, детка, это я, твой покорный слуга. И, хоть это и звучит невероятно, твой отец. Плохой отец, но все равно отец. У меня сохранились письма твоей матери, и я готов представить тебе их когда угодно. Но это не для сегодняшнего вечера. У меня к тебе два дела. Первое – это твой парень, Борис, в которого ты влюблена. Поверь мне, он мерзавец, каких мало. А второе – это ты и я.