– Ну что, урод, убежать хотел? Накось, выкуси!
– Какого черта вам надо, – прохрипел Серебров, – и кто вы такие?
– Ты нас не знаешь, но деньги тебе отдать придется, семьдесят штук плюс сорок сверху.
– Какие деньги? – искренне удивился Серебров.
– Сам знаешь. Иначе тебя в лесу и закопаем.
– Падла, чуть руку из-за него не сломал! – лейтенант продолжал морщиться от боли.
– В машину его.
Серебров уже стал подозревать, что его принимают за кого-то другого. Если бы налетчиков подослал Нестеров, то вопрос о деньгах не стоял бы так остро.
– Да объясните же, в конце концов!
Мужчины засмеялись непонятливости пленника.
– Деньги украл и еще спрашиваешь?
Отдай, что должен, и можешь снова в постельку, к жене под бок.
– Вы за Нестеровым охотитесь? – наконец-то сообразил Серебров, хоть голова его и раскалывалась от боли.
– За тобой, за тобой.
– Я же не… – и не успел Серебров толком раскрыть рот, как его затолкали в багажное отделение «Пассата».
Машина выкатилась на дорогу и вскоре уже мчалась по шоссе.
– Мужики, я не Нестеров!
– Рассказывай, – хохотнул капитан. – Всяких я идиотов видел, но чтобы так бездарно обманывать – впервые.
– Мужики, – еще раз успел крикнуть Серебров, но лейтенант, перегнувшись через спинку сиденья, заехал ему ребром ладони по печени. – Если еще раз вякнешь, снова рот заклею!
Пришлось успокоиться.
Станислава минут десять лежала, боясь пошевелиться. Она ждала, что вот-вот появится муж, и тогда ее судьба решится окончательно. Никогда прежде Виктор Николаевич не позволял охранникам обходиться с ней так грубо. Но уходили минуты, а Нестеров так и не появился.
Наконец Станислава сумела сесть. Нащупала пальцами узел. С полчаса она пыталась распутать его, но махровая ткань словно одеревенела.
В доме звонил телефон, звонил настойчиво, кто-то наверняка знал, что Станислава дома. Женщина изловчилась и связанными ногами перевернула журнальный столик, на котором стоял аппарат. Трубка радиотелефона упала на ковер, но, когда Нестерова сумела подобраться к ней, из наушника уже слышались короткие гудки.
– Черт! – Станислава заплакала от досады.
Аннушка никак не могла понять, что происходит в доме ее подружки. Окно спальни открыто настежь, занавески, подхваченные сквозняком, развеваются, как флаги в праздник.
«Не трахаются же они на сквозняке!» – недоумевала вдова банкира.
Никакого движения в доме не наблюдалось. Она позвонила соседке. Лишь на седьмом гудке кто-то снял трубку, но ситуацию это не прояснило.
– Алло! Алло! – кричала Аннушка в микрофон, но в ответ слышались лишь какие-то шорохи.
Она отключила телефон, вновь набрала номер.
На этот раз в трубке звучали короткие гудки.
– Боже мой, да что же это такое! – Аннушка всерьез встревожилась.
Пришлось одеться. Женщина прихватила с собой маленький газовый револьвер, умещавшийся в ладони, и поднялась на крыльцо дома Нестеровых.
Станислава затаилась и от страха закрыла глаза, представив себе, что дверь сейчас откроется и на пороге возникнет муж с отрезанной головой нового любовника в руке. Она и с закрытыми глазами отчетливо видела, как подрагивающие пальцы Нестерова сжимают перепачканные кровью волосы, как покачивается отрубленная голова, а затем с грохотом летит на пол и катится к ней.
Дверь скрипнула. Станислава вжала голову в плечи и готова была завизжать.
– Что тут у вас? Где он? – проговорила Аннушка, опасливо ступая в гостиную. Газовый револьвер она держала перед собой двумя руками и нервно водила им из стороны в сторону.
Услышав женский голос, Станислава открыла сперва один глаз, затем второй.
– Развяжи, – попросила она.
Аннушка взвизгнула и чуть было не нажала на спуск. Ей показалось, что дом кишит бандитами.
– Здесь никого нет, они ушли.
Наконец вдова банкира отыскала нож, потому как туго затянутые узлы не хотели поддаваться ни пальцам, ни зубам, и разрезала путы.
– Это он тебя так? – имея в виду Нестерова, участливо спросила Аннушка, прижимая к себе подругу.
– Нет, они.
– Кто?
– Их муж прислал. Они его увезли.
Аннушка ничего не могла понять из объяснений Станиславы, да и та сама толком не сообразила, что произошло.
– Я знаю, что надо, – вдова банкира бросилась к бару. Ей было известно верное средство, испытанное не раз на себе. Женщина плеснула в широкий стакан граммов сто пятьдесят водки «Абсолют», вбросила в жидкость три кубика льда и заставила выпить дрожащую Станиславу все спиртное без остатка.
Манекенщица хрустела льдом, стакан стучал о зубы. Через пару минут ее бледное лицо прояснилось, глаза заблестели.
– Тебя чуть не убили? – ахнула Аннушка. – Надо в милицию звонить, – она схватила трубку, лежавшую на ковре. Та все еще издавала короткие гудки.
– Нет, – завизжала Станислава, вырывая телефон из рук Аннушки, – ни в коем случае! Это муж прислал людей, чтобы они убили его.
– Радуйся, что сама осталась цела.
Аннушка опустилась на ковер, сложила ноги по-турецки и тоже глотнула водки – прямо из горлышка.
– Фу ты черт! Вот она, тяжелая женская доля.
Хоть мне повезло, когда мужа взорвали, живу теперь свободно. А раньше! Как вспомню, страшно делается. Однажды мой благоверный, царство ему небесное, – Аннушка перекрестилась, – на десять дней меня в спальне запер. И было бы за что! На улице с мужиком познакомилась и в летнем кафе с ним посидела.
Телефон зазвенел. Обе женщины инстинктивно отпрянули от него, словно перед ними стояла бомба с часовым механизмом.
– Ответить? – спросила Станислава.
– Кто это?
– Кто ж его знает?
Нестерова на коленях подползла к трубке. Наконец после четвертого звонка решилась ответить.
– Да, – дрожащим голосом пролепетала она.
Аннушка припала ухом к трубке с другой стороны.
– Станислава, ты? – не очень уверенно спросил Нестеров, так страх изменил голос его жены.
– Да, милый, – выдавила из себя манекенщица.
Аннушка замахала руками, а затем закрыла рот себе ладонью.
– Я виновата, – проговорила Нестерова.