Сергей придирчиво осмотрел выставленные на продажу цветы.
– Почем розочки? – поинтересовался он, указывая на огромные розы на длиннющих стеблях. Головки у них были чуть поменьше мужского кулака.
– По сорок пять штучка.
– Одиннадцать.
– Упаковать?
– Во что-нибудь позабористее, с ленточками и золотом.
Торговка постаралась на славу, более кичевой упаковки Сереброву видеть еще не приходилось. Темно-бордовые розы были закручены сперва в ядовито-зеленую креповую бумагу, сверху букет облегал шелестящий целлофан в золотые узоры. Серебров успел насчитать пять бантиков из золотистой ленты. Креповая бумага и цветом и фактурой напоминала ему женское белье, выглядывающее из-под юбки.
– Держи, сдачу оставь себе, – Серебров положил деньги на пластиковый столик и, прижимая букет к груди, вернулся к машине.
– Ты еще куда-нибудь едешь? – забеспокоился генерал.
– Супруге вашей хочу преподнести.
Кабанов расхохотался:
– Моя дура цветов не любит. На день рождения ей букет купил, она и говорит: «Ты бы лучше дочери деньги на косметику дал».
– Все женщины цветы любят, товарищ генерал, только некоторые вида не подают.
– Этому бизнес тебя научил?
– Он самый.
Генерал с Серебровым болтали. Богатырев особо их не слушал, думал о своем. И тут холодная волна страха накатила на него. До дома генерала оставалось два квартала, а он, Богатырев, еще не поинтересовался, куда ехать. Конечно, дорогу он знал и без Кабанова, но тот и словом не обмолвился, где живет. Спрашивать же было поздно.
Вместо того чтобы свернуть, как следовало, налево, Богатырев повернул направо. Генерал, занятый беседой, и ухом не повел. Серебров уже сообразил, в чем дело.
– Постой у подворотни, – бросил он Герману, – сбегаю отдам бумаги, тогда к генералу и поедем.
Богатырев дышал часто, понимая, что сморозил глупость. Сереброву пришлось сбегать в подворотню, постоять минуты три, глядя на осыпающуюся штукатурку стен ремонтируемого дома, и вернуться.
– Теперь ты командуй, товарищ генерал, мои дела кончились.
– Я рядом живу, поехали.
На этот раз добрались без приключений.
– Шофера с собой пригласи, – шепнул генерал, когда они с Серебровым уже стояли на крыльце подъезда.
– Он не будет в обиде. Хороший шофер всегда в машине ждет.
– Ты дело строго поставил, как в армии, – усмехнулся Кабанов. – Нравишься ты мне, полковник Кречетов, душой чую, хороший ты человек.
Дверь никто долго не открывал, и, когда генерал уже полез за ключами, замок щелкнул. В пороге стояла Кристина.
– Чего копаешься?
– Музыку слушала.
– Так всегда, к телефону подойти и дверь открыть тебя не допросишься, будто только ко мне и к матери гости ходят. Мать-то где?
– К подруге ушла.
– Вот досада! – воскликнул генерал. – Погоди, полковник, – отец взял дочку за локоть и отвел в гостиную. – Гость у меня нужный, на стол собери.
– Я этого делать не умею.
– Ты баба, а баба должна уметь на стол собирать.
Мать тебя учила, перед человеком не позорь.
– Откуда я знала, что мать уйдет?
– А я откуда знал?
Если бы сегодня утром отец не позволил ей потренироваться на своей «Волге», Кристина ни за что бы не согласилась накрывать на стол. В душе она уже решила, что поможет отцу, но пока еще ломалась.
Положение спас Серебров:
– Кречетов Сергей Владимирович, – представился он, подавая Кристине букет.
Креповые бумажки, целлофан, золотые бантики девушка не любила так же, как и сам Серебров, тем более ей не нравились отцовские друзья. Все, что было связано с армией, она люто ненавидела. В ее жизни еще не случалось, чтобы визит отцовского друга заканчивался без обильной выпивки.
– Матери вашей принес, поставьте в вазу, если нетрудно.
Кристина ушла на кухню.
Генерал стал жаловаться на жизнь:
– Дочка растет, ни хрена делать не хочет.
– Они все, молодые, такие.
– Не знаю, какой толк от нее в жизни будет, на стол собрать и то не умеет, – все это генерал говорил шепотом, боясь, что его услышит Кристина и откажется помогать. – Может, пока по маленькой, а, полковник?
– Сейчас я ей помогу, если ты не против.
– Тарелки и рюмки она и сама принесет.
– Я готовить помогу, люблю это дело.
– Чего не умел никогда, так это готовить. Я человек без затей, – признался генерал Кабанов, – если закусь надо, то банку тушенки пополам ножом развалил и мажь на хлеб.
– Это правильно.
Серебров появился на кухне, когда Кристина посыпала куски мяса специями. Свинина была молоденькая, тонко порезанная, поджарилась бы за пять минут. Цветы уже стояли на холодильнике в шаровидной хрустальной вазе.
– Я тоже не люблю целлофан и креповую бумагу, цветы лучше всего дарить в чистом виде. Но мне показалось, что вашей матери больше нравятся такие букеты.
Кристина никогда ничего подобного от друзей своего отца не слышала. Из высоких материй те могли рассуждать о политике, о выпивке и о женщинах.
– Да, ей очень понравятся и цветы, и упаковка. Я специально ее не выбрасывала.
– Я вам помогу, – предложил Серебров. – У меня хорошо получается готовить.
– Я сама, – Кристина неумело трясла над мясом, разложенным на доске, емкость с перцем. Молотый перец никак не хотел просыпаться.
– Позвольте, я, – Серебров мягко завладел перечницей и, заострив ножом спичку, прочистил отверстия. – Теперь порядок. Вы, наверное, нечасто готовите?
Кристина уже была оттеснена от плиты. Серебров повязал фартук.
– Не очень часто.
Зашипело мясо, брошенное на раскаленную сковороду.
– Полковник, что ты там возишься? – заглянул на кухню генерал Кабанов с двумя рюмками водки в руках.
Серебров выпил водку абсолютно спокойно, не морщась, так, как пьют прохладную воду.
– Мы скоро, – подмигнул Серебров генералу.
– Цветы на стол занеси, папа.
Кабанов обхватил двумя руками шар-вазу и потопал в гостиную. Стол он уже вытащил на середину комнаты.
– Так будет быстрее, – сказал Серебров. – Пока я поджарю мясо, вы приготовите салат.