– А тебе, случайно, не нужен компьютер? – спросила Пэдди у Люсии. – Это – замечательная штука, особенно если на нем не работать, а играть в компьютерные игры. Или смотреть мультики. – Она пощекотала девочке животик и улыбнулась, когда Люсия принялась корчиться от удовольствия и пускать пузыри. – Ведь ты хочешь быть такой умной, как мама? Ты хочешь быть такой же доброй, красивой, спокойной?
– Что-о?! Что ты сделал?!! – вдруг закричала в кухне Мэгги, и Пэдди вздрогнула от неожиданности.
– Боже мой! – пробормотала она. – Хотела бы я знать, что там стряслось…
– Ах, она не смогла ничего объяснить? – Мэгги вскочила и заметалась по кухне. – Да она просто не захотела ничего объяснять, Джастин! Не сочла нужным, понимаешь? А ты решил, что это признание, не так ли? Понимаю… И, конечно, никому из вашей шайки-лейки не пришло в голову посоветоваться со мной. – Последовала пауза. – Нет, Джастин, я не сержусь. Я просто вне себя от ярости! – Последовала еще одна пауза, потом Мэгги воскликнула: – Да плевать я хотела на твои выборочные проверки, Джастин! Можешь засунуть их себе в задницу!
– Боже мой… – испуганно прошептала Пэдди и, прикрыв ладонью рот, с беспокойством посмотрела на Люсию.
– Да, я сомневаюсь в твоих выводах! И в твоей профессиональной пригодности тоже! – рявкнула Мэгги в трубку. – Между нами говоря, Джастин, ты вообще не заслуживаешь уважения, ясно? – Она швырнула трубку на рычаг. – Самодовольный болван!
Тут же Мэгги снова схватила трубку и принялась яростно тыкать пальцем в кнопки, набирая номер.
– Что случилось, дорогая? – робко поинтересовалась Пэдди. – Что там…
– Ну, давай же! – пробормотала Мэгги, в нетерпении барабаня пальцами по столу. – Давай же, Кендис, возьми трубку! Где тебя только черти носят?!
Кендис лежала в гамаке и смотрела на листья деревьев над головой. Теплое утреннее солнце приятно согревало ей лицо, а ветер нес запахи лаванды и шиповника. Утро было поистине чудесным, но на душе у Кендис было пасмурно. Все мысли и переживания, от которых она так старалась отделаться, выкинуть из головы, внезапно снова нахлынули на нее, и Кендис чувствовала себя подавленной.
«Итак, – мрачно думала она, – меня отправили в вынужденный отпуск. Меня публично назвали воровкой и мошенницей. Кроме того, я потеряла двух подруг, которыми дорожила больше всего на свете».
Боль, которую испытала Кендис при воспоминании о Роксане и Мэгги, была такой острой, что она невольно зажмурилась. Давно ли они втроем сидели в «Манхэттене», беззаботно смеялись, заказывали коктейли и сплетничали? Казалось, это было только вчера – вчера и вечность назад. Тогда никто из них не мог знать, что светловолосая официантка в зеленом приталенном костюме вот-вот ворвется в их жизнь и все испортит, все переломает. «Ах, если бы можно было снова вернуться в прошлое и все исправить!» – с тоской подумала Кендис. Ну почему, почему им так не повезло? Почему именно Хизер работала в тот день, когда состоялось очередное заседание их коктейль-клуба? Почему, наконец, они не пошли в какой-нибудь другой, более уютный и тихий бар? Почему они не…
Кендис вдруг стало так больно, что она не выдержала и села. Тряхнув головой, чтобы разогнать мрачные мысли, она подумала об Эде. Интересно, куда это он отправился? Эд таинственно исчез сегодня утром, невнятно пробормотав что-то насчет «сюрприза», который он хотел ей устроить. Против сюрприза Кендис не возражала. «Пусть только это будет не сидр местного производства», – подумала она сейчас, машинально потирая виски. Впрочем, голова у нее почти не болела, поскольку яблочный сидр действовал главным образом на желудок. Зато пить его было очень приятно.
Вздохнув, Кендис снова подставила лицо душистому, прохладному ветерку. Они с Эдом прожили в коттедже тетушки Джин уже четыре дня, но ей казалось – они провели здесь несколько недель, и были эти недели счастливыми и беззаботными. Оба почти ничего не делали – только спали, ели, занимались любовью или загорали на лужайке, подставляя бледные городские тела ласковому летнему солнцу. В ближайший поселок они выбрались только пару раз, чтобы купить продукты, мыло и зубные щетки. Ни ей, ни Эду не пришло в голову захватить с собой какую-либо одежду, кроме той, что была на них, но в шкафу в гостевой спальне нашлось с полдюжины ни разу не надеванных маек с рекламой какой-то художественной выставки на груди. Правда, ей эти майки были велики, а ему – малы, но они решили не обращать внимания на подобные мелочи. Кроме этого, для Кендис нашлась старая соломенная шляпа с широкими полями, за ленту которой она заткнула букетик крупных садовых незабудок. Они ни с кем не виделись, ни с кем не разговаривали, даже не читали газет (впрочем, и взять их им было неоткуда). Коттедж тетушки Джин, таким образом, стал для Кендис чем-то вроде безопасного порта, где можно было укрыться в бурю, чтобы привести себя в порядок – подштопать паруса, проконопатить швы, наконец просто отдохнуть.
Но отдыхало у Кендис только тело. Мозг ее продолжал лихорадочно работать почти без перерывов, и хотя иногда ей все же удавалось отбросить тревожащие мысли, они неизменно возвращались, погружая Кендис в пучину мрачной задумчивости. Чувства захлестывали ее, причиняя боль и порой вызывая слезы унижения и обиды.
Часто – пожалуй, даже слишком часто – она вспоминала Хизер. Хизер Трелони. Светлые волосы, чистые серые глаза, чуть вздернутый нос, невинное, почти кукольное личико, теплые мягкие руки, которые так часто прикасались к ней, гладили, дружески трепали по плечу… Вспоминая все это теперь, Кендис испытывала почти физическую тошноту и отвращение. «Неужели, – с ужасом думала она, – вся их с Хизер дружба была сплошным притворством?» Она не могла, не хотела в это верить, но факты, безжалостные факты указывали именно на это…
– Кендис!
Голос Эда отвлек ее от невеселых мыслей. Открыв глаза, Кендис выбралась из гамака и потянулась. Странно, что она не слышала, как он подъехал.
Эд шел к ней от дома и улыбался, но лицо у него было каким-то странным.
– Кендис, – повторил он, – не сердись, пожалуйста, но я кое-кого привез. Кого-то, кто очень хотел с тобой познакомиться.
– Что? Кого? Кто хочет со мной познакомиться? – Она заглянула за спину Эда, но там никого не было.
– Он в доме, – сказал Эд. – Идем.
– И кто же это? – спросила Кендис сварливо. Ей вовсе не хотелось ни с кем знакомиться.
Эд обернулся:
– Я думаю, тебе необходимо поговорить с этим человеком.
– Да кто же это?! – рассердилась Кендис, невольно ускоряя шаг. – О господи, неужели… Я знаю, кто это! – заявила она, поднимаясь на крыльцо. – Джастин! Какого черта, Эд?!..
– Нет, это не Джастин, – сказал Эд, открывая дверь.
Тщетно пытаясь скрыть любопытство, Кендис выглянула из-за его плеча и увидела в прихожей высокого молодого человека лет двадцати пяти, который болезненно морщился и потирал лоб – очевидно, он только что приложился о стропило.