Рыба была прекрасной едой.
Птицы угомонились, и вокруг воцарилась тишина. Володька Кондаков почерневшими от грязи пальцами аккуратно снял с огня котелок с огромными кусками рыбы, поставил его на землю, а сам, расстелив порванную телогрейку, устроился на ней, запрокинул свою кудлатую голову и, блаженно прищурившись, наслаждался теплом, исходящим от костра и от солнца.
Время от времени налетавший теплый ветер доносил до него запахи цветущей черемухи, сирени, разнотравья, птицы мирно чирикали в ветвях. Володька наслаждался покоем. Он успел утолить первый голод, но знал, что через полчаса или чуть позже опять захочется есть. И как раз к этому времени сваренная рыба остынет, и ему уже не надо будет, обжигая пальцы, разламывать большие куски, а можно будет есть спокойно, запивая рыбу наваристым бульоном. И ему в принципе было наплевать, что уха сварена не по правилам, что нет в ней перца, лаврового листа и прочих специй. Главное, вода подсолена – соли у Володьки имелось в избытке, – а щуки попались на удивление жирные. Правила для себя Кондаков устанавливал сам, точнее, он и жизнь. Левая рука ныла, и Володька лежа принялся разминать пальцы. Болела не вся рука, а плечо, которым Володька на бегу ударился о дерево. Вспоминать о досадном происшествии, случившемся три дня назад, ему было неприятно – кому охота чувствовать себя неудачником, – но мысли его то и дело возвращались к позднему вечеру того дня.
…Володька брел по кустарнику вдоль дороги, стараясь не высовываться.
Черт его знает, кого можно встретить на дороге? Хорошо, если человек едет на мотоцикле или машине, тогда шум работающего двигателя слышен далеко, и Володька успевал спрятаться. Но на этот раз он оплошал. Он услышал вдалеке шум работающего двигателя и подумал: интересно, кого это несет? Неужели пожарники?
Но запаха гари не чувствовалось. «Тогда кто же?» Но ответить на этот вопрос не смог. «Ладно, подберусь поближе и посмотрю», – решил он. Пригибаясь, прячась в кустах, путаясь в траве, он двинулся на шум мотора. Еще издали Володька понял: это не трактор, не обычный грузовик «газон», не «уазик», а какая-то большая машина. Уже подойдя поближе, он расслышал и мужские голоса.
«Кто же может оказаться в таком безлюдном месте?» Дорога, которая тянулась с левой стороны от него за кустами, была заброшена, местами размыта, с обсыпавшимися откосами, проехать по ней даже днем было непросто. А тут поздним вечером рев мотора, голоса. Понять по разговорам, кто там, было невозможно, и Володька приблизился еще. Слышался мат-перемат, проклятия в адрес какого-то Виктора Ивановича. Володька решил: наверное, опять военные куролесят. Кто-кто, а военные появлялись в зоне частенько, даже почаще, чем милиция. Что они делали и зачем приезжали, Кондаков никогда не задумывался.
Он потихоньку подкрадывался все ближе и ближе, шаг за шагом, метр за метром, будучи абсолютно уверенным, что все на его стороне – и сгущающаяся темнота, и безлунное небо, и густые кусты. Так что в случае чего он сможет смыться. Да и не станут они кого-то ловить, у них своих проблем хватает.
Володька подобрался к автомобилю метров на пятнадцать, дальше идти стало невозможно, кустарник обрывался, и начиналось открытое пространство.
Завалившись чуть на бок, на дороге стоял большой военный «КрАЗ» с брезентовым тентом, поверх которого была наброшена маскировочная сеть. Машина провалилась передним колесом в глубокую промоину, и четверо мужчин, ожесточенно ругаясь, пытались подсунуть под колесо срубленное дерево. Это им не удавалось.
Володька, присев на корточки, внимательно следил за каждым движением людей, одетых кто в камуфляж, кто в гражданку. Машина хоть и была с тремя ведущими мостами, но как ни ревели надсадно ее двигатели, нарушая вечернюю тишину зоны, выбраться из промоины она не могла.
– Хорошо бы зацепить чем-нибудь, – громко говорил один из мужчин.
– Бульдозер бы, не было бы проблем.
– Был бы еще один «КрАЗ», тоже могли рвануть.
– Да пошел ты на хер, Михайло! – послышался злой голос. – Вечно говоришь о том, чего нет! Ты бы еще о бабах вспомнил.
У говорившего был сильный украинский акцент, зато второй говорил по-русски чисто.
Володька сидел, прижавшись щекой к кривому шершавому стволу сосны. Его разбирало любопытство – что это они везут на такой тяжелой машине по такой хреновой дороге? У него мелькнула шальная мысль: а вдруг эти люди с короткими автоматами Калашникова, поблескивающими в свете фар, бросят свою машину, отправятся куда-нибудь ночевать или на поиски какой-нибудь техники – тогда он подберется к машине и, чем черт не шутит, ему повезет, удастся поживиться – там может быть тушенка, форма, сапоги…
Но Кондакову не повезло. Не повезло так, как не везет редко. Прямо рядом с ним послышался треск ветвей, и к дороге вышли лосиха с маленьким лосенком.
Животные остановились, внимательно наблюдая за суетой вокруг автомобиля. Они, наверное, собирались перейти дорогу, быть может, у них здесь была тропа.
– Эй, Михайло, смотри! – закричал один из мужчин, указывая коротким стволом автомата на неподвижно стоящих лосей.
Михайло тоже сдернул с плеча автомат. Животные находились всего лишь в нескольких шагах от Володьки Кондакова, он даже слышал дыхание лосихи. «Сейчас начнут стрелять! Надо как-то прогнать животных!», Володька Кондаков с хрустом ломанул ветку сосны, лежавшую в его ногах.
Животные вздрогнули, лосиха повела чуткими ушами и медленно попятилась. Но было поздно. Автоматная очередь распорола тишину, сливаясь с гулом работающего двигателя. Мелькнули трассирующие пули. Пули ссекли несколько ветвей прямо над головой Володьки. Он прижался к земле, буквально врос в нее. Когда эхо смолкло, он тихо поднял голову в своей неизменной кепке и увидел: лосихи рядом нет, а вот лосенок, дергая всеми четырьмя ногами, лежит на траве. Из его простреленного горла хлещет густая кровь. Володька вскочил на ноги. Он понял – надо бежать. Но только успел преодолеть несколько метров, как споткнулся и вновь рухнул в траву. Люди у машины заметили его.
– Стреляй! Стреляй! – раздался чей-то взволнованный голос.
Оглушительно застрекотали автоматные очереди. Володька отползал прочь, сдирая кожу рук, царапая лицо о колючки и сучья, валяющиеся в траве.
– Лови! Лови! – слышались злые крики.
– Уйдет!
– Ничего, достанем!
Володька видел и слышал, как прямо над головой с жужжанием и свистом проносятся трассирующие пули – красивое и в то же время ужасное зрелище.
«Только бы не зацепили!» – думал он, уже на четвереньках пробираясь все дальше и дальше от дороги. За спиной слышались тяжелое дыхание, выстрелы, топот. Не выдержав, он вскочил на ноги и помчался что было мочи. Пробежав метров сто пятьдесят в кромешной тьме и почти на исходе сил, он зацепился за корень, падая – плечом с размаху ударился о низко торчащий обломанный сухой сук. Он застонал от боли, скорчился и тут же поднялся – понял, надо уносить ноги, иначе его прикончат, так же, как маленького лосенка. И он, собрав последние силы, прижав онемевшую руку к груди, побежал дальше.