– Извини?! – Глеб подался вперед – ему показалось, что он ослышался.
Стариков откинулся на спинку кресла, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Кот, говорю. Жирный такой котяра.
Звоницкий задумался. Он слышал о таких казусах. Любимым животным оставляли состояния и даже заводы. Одна британка вообще вышла замуж за двух своих котов и даже ухитрилась как-то юридически это оформить…
– Ну, рад за кота, – усмехнулся он. – И что дальше?
Стариков отложил сигару и очень серьезно произнес:
– Дело в том, Глебушка, что мы с этим котом теперь не чужие. Проживает эта животина здесь, в нашем городе. «Томкинс и сыновья» прислали своего поверенного, чтобы тот удостоверил подлинность животного. Что и было проделано. Теперь британцы отбыли в свой туманный Альбион, а вашего покорного слугу, – шутливо поклонился адвокат, – оставили на непыльной должности. Я буду вести дела фонда «Феликс» на территории Российской Федерации.
Звоницкий с минуту посидел, переваривая услышанное. Наконец спросил:
– Что это еще за фонд «Феликс»?
– Феликсом зовут котяру, – пояснил Стариков. – Кличка по-латыни означает «счастливый». Учитывая обстоятельства и то, каким местом к животине повернулась фортуна, имечко ему выбрали правильно…
– Ну поздравляю! – пожал плечами Глеб. – А при чем тут я? Нужно осмотреть кота?
– Да нет же! – отмахнулся Илья. – Кота уже смотрели, его подлинность удостоверена юристом из «Томкинс и сыновья». Он даже ветеринара привез с собой! Как будто наши ему нехороши… Кот тот самый, правильный…
– Что значит – тот самый?
– А то и значит. Феликс, порода сибирская, раньше принадлежал сестре покойной. Та тоже недавно скоропостижно скончалась.
– Слушай! – вскинулся Звоницкий. – Что это за эпидемия вокруг кота – одна старушка умерла, за ней другая… ты подозреваешь, что дело нечисто?
– Да нет! Одной старушке было аж сто лет, другой вообще сто два года… Что здесь может быть нечисто?!
Глеб придвинул кресло поближе. Он уже понял, что домой сегодня попадет в лучшем случае к утру, так что стоит провести время с пользой. К тому же история с котом его действительно заинтересовала.
– Что, зацепило? – блестя глазами, поинтересовался Стариков.
– Давай, не томи. Изложи подробности.
– Слушай, может, кофе? – оживился адвокат. – Все равно у меня бессонница…
Пожилая дама в кружевном переднике принесла им кофейник на серебряном подносе, чашки, тростниковый сахар и еще какие-то восточные сладости – рахат-лукум, что ли. Стариков подождал, пока она покинет библиотеку, отхлебнул ароматной темной жидкости и начал рассказывать…
Баронесса Александра Фелициановна Баух, урожденная Срезневская, происходила из старинного, но небогатого рода. Ее отец был потомственным военным, генералом белой армии. У него было две дочери – Александра, старшая, и Лидия, младшая. Сашенька Срезневская как раз начала брать уроки балета, когда грянула революция.
Разумеется, генерал отправился воевать против красных и вместе с остатками отступающей белой армии оказался за границей. Сначала Харбин, потом Париж… Генерал делал все возможное, чтобы вырвать из большевистского плена семью. Наконец, уже в 1921 году, ему это удалось. Доверенный человек привез семье генерала, которая бедствовала в Петрограде, денег на дорогу. Он должен был сопроводить обеих девочек, их мать и няньку в Чехию, а оттуда в Париж. Но в ночь перед отъездом младшая девочка заболела тифом, а от нее заразилась и мать. Везти их, лежащих в жару, за границу было подобно убийству. Но доверенный человек не мог ждать – его в любую минуту могли схватить.
И тогда жена генерала приняла решение: пусть доверенный вывезет хотя бы Сашеньку. И оставит денег на дорогу. А уж когда больные, бог даст, выздоровеют, они присоединятся к родным. Вот так получилось, что Александра Срезневская, неполных девяти лет от роду, оказалась в Париже.
Своих родных она больше не видела никогда.
Позднее стало известно, что мать в ту же ночь умерла. Не желая рисковать ради дочери классового врага, нянька прихватила деньги и исчезла, а шестилетнюю Лидию сдала в детприемник.
Между тем генерал Срезневский вместе с дочерью перебрался за океан. В поисках счастья, разумеется… Разбогатеть ему не удалось, зато Сашенька вытащила счастливый билет – в нее влюбился Соломон Баух, потомок эмигрантов из России.
Соломон был ростом Сашеньке по плечо, на десять лет старше, но зато его папаша страшно разбогател в Америке, продавая автомобильные шины. Шинные заводы «Баух и компания» снабжали «обувкой» половину автомобилей огромной страны, и, поскольку количество машин во всем мире с каждым годом увеличивалось, состояние семьи Баух росло по экспоненте.
Сашенька была девушкой практичной. Она хорошо помнила небогатое детство в Париже, то, как отцу приходилось работать таксистом, поскольку, кроме войны, он делать ровным счетом ничего не умел… Получив предложение от носатого, вечно сопящего Соломона, девятнадцатилетняя Сашенька проплакала всего одну ночь, а наутро приняла взвешенное решение – она ответила «да» на предложение руки и сердца. В первую очередь девушка думала об отце.
Сашеньке не пришлось пожалеть о своем решении. Супруг души в ней не чаял и носил бы на руках, если бы не разница в росте. Соломон оказался милейшим, деликатнейшим человеком, и вскоре Сашенька к нему привязалась. Вот только детей у них не было.
Именно по этой причине Александра Баух, урожденная Срезневская, и унаследовала миллионы семьи Баух. Но не сразу.
Сначала умер генерал Срезневский. Он давно отчаялся найти младшую дочь, а о судьбе жены так и не узнал. Сашенька горько плакала, но самое большое горе было еще впереди. Начиналась Великая депрессия.
В 1933 году Соломон Баух, который давно уже стоял во главе семейного бизнеса, был вынужден подавить бунт – рабочие одного из его предприятий вышли на «голодный марш». Отчаявшиеся демонстранты были готовы на все, на улицах заполыхали костры… Полиции пришлось применить силу. Несколько десятков демонстрантов были застрелены стражами порядка, сотни ранено. Среди убитых были и дети.
В ту же ночь Соломон Баух застрелился.
Двадцатилетняя Сашенька осталась вдовой. Молодая женщина не впала в отчаяние – слишком многое ей пришлось пережить в детстве. Она наняла толковых управляющих, обзавелась знающими юристами и создала на своих заводах что-то вроде внутренней полиции. С тех пор мысли о бунтах начисто исчезли из головы ее рабочих. Лучше жить им не стало, но костров на улицах с тех пор не видали.
К концу Великой депрессии, то есть к началу Второй мировой войны, Александра Баух удвоила состояние мужа. А во время войны оно продолжало увеличиваться – шины для военных автомобилей входили в оборонные заказы и были поистине «золотыми». Война позволила Америке восстановиться после депрессии, а Александре – разыскать наконец потерянную сестру.