– Побрился неудачно, – любезно ответил он и пощупал рукой – мокро. Твою ж мать!
Достал платок, приложил.
– Чем же вы бреетесь? Опасной бритвой, как в итальянском кино?
– Вроде того…
Держи друзей близко, а врагов еще ближе, особенно, когда это одни и те же люди.
Сегодня Света Калабашкина оделась строго, но нарядно: слегка расклешенные черные брюки, черный жакет, белая блузка с кружевным воротником, легкий шейный платок – белый в черный горошек, удобные балетки без каблука. Подкрасила ресницы – контрастно, но умеренно, слегка тронула губы светло-коричневой помадой. Посмотрела на себя в зеркало и осталась довольной. Перекинула сумку через плечо, отметила, что слишком тяжелая, вынула кое-что, сунула в ящик серванта. Теперь другое дело. Вызвала такси и поехала в «Аквариум».
Она уже привыкла сюда ходить, но своей здесь не стала. Лощеные официанты Марат и Артур встречали ее приветливой улыбкой, но сажали, как правило, на веранде, а не в «тусняке» – атриуме, под стеклянной крышей, с плавающими разноцветными шарами, и не в уютном уголке, отделенном от всего зала огромным аквариумом, в котором плавали средиземноморские рыбы, а по дну деловито лазали огромные камчатские крабы и сонные омары.
– Там все заказано заранее, – пояснил как-то Марат на ее вопрос. – Резерв для уважаемых гостей…
Буднично так пояснил, парой слов, как небрежным движением руки отделив ее от «уважаемых гостей» и приобщив ко всем остальным. «К быдлу»! – отметила Цифра и представила, как выплескивает на выглаженную белую рубашку с бейджиком «Марат» фужер чистого спирта и чиркает зажигалкой. И как воет этот высокомерный чертила, как носится по всему залу огненным столбом, как переворачиваются столы и летят на пол рыбы и морские гады по две-три тысячи за порцию, как вскакивают эти бл… и страх пробивается все-таки на их искусственно-безразличные физиономии… Все эти «Миледи», «Рок-н-роллы», «Башмачки», «Матросики» и прочие телки, у которых нет ничего такого, чего бы не было у нее! Но они «центровые» и привыкли, что официанты сажают их на лучшие места и обслуживают с бо́льшим вниманием, чем всех остальных. Во всяком случае, с бо́льшим вниманием, чем ее, Свету Калабашкину, которая повидала в своей жизни в тысячу раз больше, чем все они вместе взятые!
А ведь она предпринимала попытки с ними сблизиться! Несколько раз подходила, спрашивала сигарету или зажигалку, ей с холодным безразличием придвигали пачку или изящный прямоугольник – спасибо, кивок, пожал-ста… Миледи вообще не поворачивала голову в её сторону, только один раз спросила: «Эй, подруга, ты эту кофточку на Темернике купила? Шикарная вещь!» И все засмеялись. Только Башмачок не смеялась: она всегда была сосредоточенной – садилась в проходе, нога за ногу, покачивает на пальцах полуснятой туфелькой, а на подошве что-то написано. Света вначале думала, что она в ремонт обувь отдавала – когда-то маман меняла набойки, так ей тоже написали на подошвах химическим карандашом какие-то каракули. Но потом она разобрала надпись: «300 $» и поняла, что это не за набойки… Башмачок долго не засиживалась со своим коктейлем: ее уводили, в основном, солидные мужчины, иногда она через час-полтора возвращалась и снова сидела, качала своим башмачком…
Света прислушивалась: о чем говорят центровые телки?
– Ой, нет, это как пройдет. Иногда и самый лучший хирург и бабки немерянные, а получается говно… У моей знакомой имплант лопнул в самолете, на высоте…. Представляете?!
– А я слышала, что у Волочковой имплант сполз под кожей до колена. А ей в Германии делали!
– Это еще что! – говорит Миледи. – Хуже всего, если оперированную грудь сжать рукой, а останутся вмятины от пальцев. И только постепенно она разгладится…
Подруги приходят в ужас:
– Да ты что! Вот дела! Это хуже всего: а как же трахаться? Мужик возьмется за грудь, она сомнется, у него все и упадет…
– У Антона руки железные, как тиски, – продолжает Миледи. – Я от него вся в синяках ухожу – на руках, на ногах, щиколотки – как в кандалах побывали! Так если он такую сиську сожмет, а она с треском лопнет…
Все весело смеются. За соседним столиком сидят Ребенок, Илона и Оксана, – они слышали весь разговор и тоже смеются. Миледи, Рыбка и Сырок весело машут им руками – значит, их они признают! Почему же не признают ее?
Может, потому, что Цифре эти разговоры непонятны и не смешны. А она непонятна местным завсегдатаям. Сегодня Свету встретил Артур, она расслышала, как Марат сказал коллеге: «Вон Цифра пришла, займись…» Ну, Артур помоложе, вот и выскочил с приклеенной улыбкой, посадил, как всегда, на веранде. Она заказала себе салат «Цезарь» и бокал белого вина. Этому она выучилась у тех девушек, которые были здесь завсегдатаями. С одной стороны, недорого, а с другой – и еда есть, и выпивка на столе, сидит красивая девушка, сама по себе, ни в чём и ни в ком не нуждается. Но сидит одна, значит, скучает. Почему бы не подсел к ней такой же красивый и одинокий, и конечно, состоятельный молодой человек, и не закрутился бурный роман? Причем желательно не на одну и не на две ночи, а на постоянку…
Так лениво размышляла Света, лениво ковырялась в салате, лениво пригубляла вино, которое, если себя не сдерживать, имело обыкновение очень быстро заканчиваться. А цены здесь не маленькие, на спиртное особенно! Поэтому съемные телки берут коктейль или сок, да так и сидят весь вечер, а едят досыта и пьют только на халяву, когда кавалер угощает!
Света вспомнила, как Ниндзя, царство небесное, пригласил ее в ресторан, а она привела его сюда и вела себя весь вечер, как привыкшая к роскоши любимая невеста. Может, он, дурачок, и вправду ее любил. Где-то денег раздобыл, метал на стол все, что она хотела, каждое желание предугадывал. Хотя он тут никто был, поэтому официант вел себя с ним, как с ватником, даже за приличное место в атриуме деньги взял. Только Ниндзя пацан был правильный и потом с ним посчитался. Подождал после работы и отделал, как шеф-повар отбивную котлету. Да все бабки забрал, что тот накосил за смену. Этот уе… уже не работал: весь в гипсе был, а потом вообще уволился. Если бы она после этого ходила в «Аквариум», так перед ней халдеи бы лебезили почище, чем перед Миледи! Только потом ей уже не до ресторанов было, а сейчас ту историю уже забыли, и ее тоже забыли…
А если бы Ниндзя сейчас сидел рядом, так ей бы спокойней было… Если бы да кабы! А если бы тогда, в машине, когда она ему нож дала, он бы писанул и Ящика и Ленку? Как она его учила? А она бы добила их из травмата? Как бы тогда все обернулось? Но Ниндзя ссыканул нож в ход пустить, а она испугалась, что сейчас заговор раскроется, и пальнула не в Пашку с Ленкой (вроде родители долбанные), а в самого Ниндзю… А ведь если бы она начала в них стрелять, он бы тоже от страха очухался и ножом помахал, вот сидел бы сейчас рядом: заматеревший, отчаянный, с опытом… Они могли бы таких дел накрутить!