– Понятия не имеем…
– «Все женщины умерли…» Да это вообще уже из другой оперы…
– В смысле?
– Вы где нашли этот листок?
– В кармане куртки убитой.
– А как она у вас оказалась? Ее доставили сюда без куртки…
– Это длинная история. Так случилось, что даже Корнилов об этом ничего не знает. Главное, что этот листок оказался у нас. Нам принесла его клиентка, которая сама, по собственной воле, решила оплатить все расходы, связанные с расследованием этого убийства.
– Интересное дельце, – присвистнул Чайкин. – Попахивает чем-то очень серьезным и опасным… Хотя, с другой стороны, этот листок может не иметь к этой девице вообще никакого отношения…
– Да мы тоже об этом думали. Там еще адрес… с другой стороны листка… Сейчас Женя занимается этим вопросом. Пытается выяснить, кто проживает по этому адресу и какое отношение убитая имела к этим жильцам… Корнилов сказал, что девушка вела бурную половую жизнь.
– Да, это так. Если хочешь, я дам тебе почитать на компьютере мое заключение… Тебе кофе с сахаром?
Сергей Иванович и подумать не мог, что когда-нибудь он пойдет на такое. Но обстоятельства складывались таким образом, что без денег его жизнь бы закончилась. Без Оли он уже не представлял себе существования. Он понимал, что действует безрассудно и что когда-нибудь ему все равно придется отвечать за свои поступки, но пока была возможность беспрепятственно заполнять крохотные бумажные квадратики – банковские квитанции, чтобы потом волшебным образом ему из окошка выдавали какие-то деньги, он делал это и не мог остановиться.
О том, что у его жены оказалась еще одна сберегательная книжка, на которой лежало более десяти тысяч (!), он узнал совершенно случайно, когда искал в документах свидетельство о своем рождении. Понятное дело, что в отличие от той, другой сберкнижки, с которой он по доверенности мог спокойно снимать деньги, с этой он за неимением доверенности не имел права снять ни рубля. Но сам факт того, что у его жены имелась тайна, деньги, которые она хранила в банке, и, следовательно, где-то подрабатывала на стороне, давало ему, как он считал, моральное право опустошать их общий, пятитысячный вклад. Сначала он снимал по пятьсот рублей и ждал каждый раз, что это откроется. Но жена словно ничего не замечала, а может, просто не была в сберкассе и не совершала никаких банковских операций. Он ждал, что в один прекрасный день она, спокойно войдя в квартиру, со свойственной ей сдержанностью спросит, зачем ему понадобились деньги, да еще и в таком количестве, и, главное, почему он ничего не сказал ей? И он был готов к этому разговору: «А откуда у тебя, дорогая, в банке целых десять тысяч?» Лучший способ защиты – нападение… Вот он и нападет, он вынудит ее защищаться, оправдываться… Ему было абсолютно все равно, что она ему скажет. Эти десять тысяч, неизвестным образом заработанные женой и положенные на книжку еще весной, в апреле (вклад больше не пополнялся, на странице была одна-единственная запись), он держал в качестве козыря в предстоящем тяжелом разговоре с женой. Он уже знал, что ответит: что болен, что ему потребовались деньги на лекарства и что он не мог признаться ей в том, что серьезно заболел… Вот только чем? У него аллергия… Он остановил свой выбор именно на этой болезни, потому что аллергия может проявляться у человека время от времени, и окружающие могут ничего не заметить… Он скажет ей, что задыхался, что он вообще думал, будто у него астма… Но это, слава богу, аллергия, которая излечивается, но только с помощью дорогостоящих аппаратов. Если жена заинтересуется, кто его лечит и выписывает рецепты, он скажет, что лечится в частной клинике… Вряд ли она станет его проверять. Что ей, больше делать нечего?
Но все чаще и чаще, вечерами, когда в комнаты заползали серо-синие, окрашенные в мрачные и какие-то тревожные тона сумерки, находясь в диком напряжении в ожидании возвращения жены с работы и представляя себе этот разговор о деньгах, об аллергии, он вдруг с отчаянием понимал всю ничтожность своих доводов, и ему становилось страшно, что его разоблачат. Что жена его по обыкновению молча, совершенно беззвучно примется собирать свои вещи и, ничего не объясняя, уйдет жить к какой-нибудь своей подруге, такой же дуре, как и она, способной лишь мыть горшки и тарелки в детском саду да замывать грязные колготки детей ясельной группы… Обрадуется ли он своей свободе? Или поймет, что не в состоянии жить один, без постоянной женской заботы? А кто в таком случае будет убирать квартиру, готовить еду, стирать? Уж не красавица ли Оленька? Да, у него отпадет необходимость прятаться в тепличной сторожке, и Оля сможет приходить к нему прямо сюда, в квартиру, но станет ли она это делать и как долго продлятся их отношения?
Это первые две встречи она брала с него за пять минут удовольствия по сто, затем по сто пятьдесят рублей. Затем потребовала триста, о чем и сказала по телефону. У него были деньги, и он снова повел ее в парк. Все происходило очень быстро, и он, с одной стороны, стыдился этого, но с другой – понимал, что это устраивает обоих. Его – потому что он совершал свой акт прямо на земле, подстелив под спину своей юной любовницы пиджак, ее – потому что она делала это исключительно ради денег и никогда не скрывала этого. Оля, как и жена, тоже мало говорила. Могла сказать: «Губу не кусай» или «Чтобы следов нигде не осталось…». Ему казалось, что она даже не смотрит на него, закрывает глаза или глядит куда-то в сторону, ожидая, чтобы все поскорее закончилось. Но это все равно не мешало ему сполна насладиться ее нежным телом, и он чувствовал себя счастливейшим из мужчин, что ему, пусть и на пять минут, принадлежит такое красивое, словно бутон розы, белое тело… Хотя иногда на него накатывало, и он хотел впиться в эти молочные плечи ногтями или кусать, рвать эту теплую, пахнувшую духами и сладким потом плоть. Время от времени он вдруг отчетливо понимал, что жизнь его кончена, что он уже никогда не сможет жить прежней серой жизнью, что если Оля бросит его, то он все равно будет преследовать ее, ходить за ней по пятам, спать у нее на лестнице или под окнами, чтобы только ощущать, пусть даже и невидимое, ее присутствие рядом. Он был опьянен новым, открывшимся ему сильным чувством и готов был даже на преступление, лишь бы иметь возможность встречаться с ней. Сколько раз он видел себя обкрадывающим своих коллег по работе. И хотя еще ничего не совершилось и он еще не перешагнул эту грань в реальной жизни, в мыслях своих он уже раскрыл и опустошил множество сумочек и кошельков… Его колотило от сознания, что когда-нибудь ему все же придется сделать это… Но только позже, говорил он себе, устраиваясь в теплицу сторожем на тысячу рублей и понимая, что совершает еще одну глупость. Как он объяснит жене, где заработанные им в теплице деньги? Потерял? Но это сойдет ему с рук единожды, а что будет потом? Суп с котом. Он не знал, он ничего не знал и не хотел знать…
Как-то раз Оля пришла в теплицу в новой куртке, клетчатой юбке и красной блузке. На ногах – теплые замшевые ботинки. Все было новое, красивое. От нее немного пахло вином.
– Откуда у тебя такие красивые вещи?