Для нелюдимого Гематогена это была пространная речь. Он ушел, заметно волнуясь и шевеля губами. Кажется, повторял про себя: «Нехорошо».
Уличенный во вранье, папа молчал, розовел и наконец выдал мрачным голосом:
– Кажется, завтра в эти благословенные края придет смерть.
Никто не знал, что его неуклюжая шутка сбудется уже ночью.
Второй раз нам чуть не влетело за разобранный бинокль. Потерялся крошечный винтик, а без него линза болталась, делая изображение то резким, то нерезким.
Мы взяли фонарик, потому что уже начало смеркаться, и залезли под стол. Мышка сразу нашла в полу щель, как будто специально сделанную для того, чтобы в нее проваливалась упавшая со стола мелочовка. Еще минут пять мы бессмысленно ползали, дожидаясь, когда остынет папа. Он расхаживал по комнате и даже начал, обращаясь к нашим пяткам: «Не знаю, кто из вас получится…» Но тут приковылял скулящий Веник, опять поджимая лапу. Сустав у него раздулся, короткие пальчики с коготками торчали врозь.
Разумеется, Веник всех перекусал, это у него было правило: если мне плохо, то пускай плохо будет всем! Под лай и завывания папа долго щупал ему лапу и решил:
– Кажется, вывих. Врачей здесь нет, придется мне самому дернуть.
Мы-то знали, в чем дело. Чтобы прекратить собачьи мучения, пришлось рассказать про шпагу.
Бинокль был снова разобран, лапа рассмотрена под увеличительным стеклом. Ранка от шпаги почти затянулась, папа нашел только бурое пятнышко подсохшей крови.
– Странно, уже нагноение, – сказал он. – Рановато… Хотя у собак обмен веществ быстрее.
Лапу замотали бинтом с ихтиоловой мазью, и пес уснул в ногах у Мышки. Мы с папой спали на матрасах, набитых сеном, а для нее привезли надувную кровать, потому что на сено у Мыши была аллергия.
За перегородкой Гематоген кипятил воду и рвал тряпки. Повязку на больной руке он менял каждый вечер, и всегда к утру на ней проступало желтоватое пятно от запястья до локтя.
Мы улеглись и погасили фонарик. Жизнь без электричества приучила нас вставать и ложиться с солнцем.
– Пап, а ты когда-нибудь видел такие шпаги? – спросила Мышь.
Кажется, папа, занятый Веником, пропустил мимо ушей половину нашего рассказа.
– Игрушечные? – спросил он, зевая.
– Не игрушечные. Там очень тонкая работа, как у того чокнутого, который блоху подковал.
– У Левши?
– У левши, у правши… В общем, дорогая штука. Таких игрушек не бывает.
– Значит, это была галстучная булавка, – сказал папа.
Мне показалось, что такое объяснение отвечает на все вопросы. Ювелирные украшения бывают очень тонкие, ведь не зря говорят «ювелирная работа». Кто потерял? Да Болтунов, он пижон: ходит в форме гражданского воздушного флота, с галстуком. Правда, булавки я у него не видел, но ведь и не присматривался.
– Нет, – вдруг твердо сказала Мышь, – булавки всегда круглые, чтобы втыкаться в ткань, а шпага была сплюснутая и острая, травинки резала. Зачем нужна булавка, которая будет резать галстук?
– Значит, просто безделушка, – не стал спорить папа. – Вот прилетят вертолетчики, мы и спросим, кто ее потерял.
– А почему она исчезла? – зашептала Мышь.
Папа молча показал на перегородку и вскинул бровь: мол, ты на Гематогена думаешь? Мышь пожала плечами: вряд ли.
– Любопытно, – нелюбопытным голосом сказал папа. – Мне это напомнило историю про кладбище эльфов.
– Эльфы из сказок, а шпага была всамделишная, – таинственным голосом заметила Мышь. Опять начинались ее сочинялки: гвардейцы ростом чуть выше указательного пальца, в шляпах с черно-белым пером из синичьего крылышка. Жаль, я не мог оторвать доску с пола – она была длинная и уходила к Гематогену за перегородку. Не ломать же избу, чтобы доказать Мыши, что шпага провалилась в щель.
– Эльфы – да, из сказок, – подтвердил папа, – а кладбище эльфов самое всамделишное. И ножи, и другие артефакты.
– Чего? – не поняла Мышь.
– Артефакты. То, что сделано человеком, а не природой. Насчет кладбища, по-моему, до сих пор не доказано, а ножи эльфов – реальная штука, лежат во многих музеях.
– С этого места, пожалуйста, по порядку, – строго сказала Мышь.
И папа начал по порядку:
– Видишь ли, Мышь, в науке всегда есть факты, которые пока нельзя объяснить. О них почти не говорят, потому что споры ничего не могут добавить к тому, что уже известно. Проходит время, таких фактов набирается много, и объяснение находится. Если бы триста лет назад серьезного ученого спросили, могут ли с неба падать камни, он бы категорически ответил «нет». А ведь падение метеорита наблюдал почти любой человек, который глядел в звездное небо. Ученые тогда находили этому любые объяснения, кроме правильного. Им приносили оплавленный метеорит – они говорили: «Камень земной, просто в него ударила молния». О великанах и драконах и заикаться не стоило – «сказки». Сейчас никто не сомневается в существовании доисторических великанов – гигантопитеков, [1] а про динозавров знает любой дошколенок.
С лилипутами древности вопрос пока открытый. Во многих странах находили крохотные плиты, похожие на могильные. Больше ста лет назад один ученый сказал: «Это кристаллы гипса». Он эти плиты не изучал и даже не видел, а только высказал предположение. Но с тех пор о кладбищах эльфов вспоминают только развлекательные газетки. Находили маленькие кремневые ножи, которые, несомненно, обработал человек. Ученые утверждали, что это игрушки древних детей, только тут вышла загвоздка… Кто-нибудь видел кремневые ножи?
Я сказал, что видел на картинке, а Мышь, оказывается, не видела.
– Кремень – камень, совсем не похожий на кремни для зажигалки. При сильном ударе колется как стекло, – объяснил ей папа. – Древний мастер брал два кремня и начинал скалывать один о другой, пока не получался зазубренный треугольник. Руки у всех людей примерно одинаковые, и ножи выходили одинаково грубые. И только маленькие ножи, которые ученые называют игрушками, а журналисты – ножами эльфов, отделаны как под микроскопом. Или как будто руки, наносившие удары по кремню, были совсем крошечными, меньше, чем у детей.
– Значит, эльфы были? – замирающим голосом спросила Мышь.
– Боюсь, мы этого никогда не узнаем.
– Но почему? Ты сам говоришь – или под микроскопом, или маленькими ручками. Микроскопов в каменном веке не было, значит, «ножи эльфов» делали эльфы! – категорически заявила Мышь.