– Она никогда не устареет? – говорю я, не обращаясь ни к кому и ко всем сразу. Не жду от них ответа. Сейчас мы веселимся, но я уже переживаю о том, что будет дальше. Ведь причины – это все. Только причины имеют значение.
Мне не составило большого труда убедить их в том, каким должно быть продолжение. Эшлинг сразу согласилась – даже хотела объявить это своей идеей. Эван тоже. С Себастьяном было чуть сложнее, но я объяснила все на понятном ему языке. Ведь, по сути, он в своей жизни сделал то же самое. «А что, если это будет девочка? – сказала я. – Что тогда?» И этого оказалось достаточно.
Но сейчас об этом думать не надо. Сейчас мы думаем о другом: если тебя нет, то и правил никаких нет.
Песня заканчивается. «Еще!» – просит Эшлинг. И Себастьян кривит губы, чуть ли не улыбается. Он смотрит на дверь. Знаю: он тоже ждет Джуни. Ладно, приятель, вставай в очередь. В очередь, черт бы тебя подрал.
И вот момент настает. Я чувствую Джун еще до того, как вижу, в груди у меня загорается ее ярко-голубой свет, освещая все темные уголки. Она возвращается раньше времени.
– Привет, Джуни! – говорю я. Голос у меня громкий и грубый. Ее так легко расстроить – надо быть осторожнее. Не обнимаю ее, хотя мне хочется, но Эшлинг не спускает с нас глаз.
Джун поднимает ко мне лицо, и я понимаю: что-то не так. Чувствую, как свет внутри мерцает, и мне становится страшно.
Она стоит посреди комнаты, с трудом переводит дыхание.
– Джереми думает… он считает, что это я тебя убила.
Голос у нее тихий, гулкий и такой испуганный. У меня точно гора с плеч падает. Я думала, на самом деле случилось что-то ужасное. А Джереми – это голубь, ослик, комар. Задуть такую маленькую свечку ничего не стоит.
– Все в порядке, – говорю я. Мне хочется притянуть ее к себе и гладить, как маленького милого кролика.
– Нет, ты не понимаешь, – откликается она и смотрит на меня своими глазищами. Понимаю, что она не просто напугана, она в шоке. Чувствую ее состояние своей кожей. – Сказал, что собирается в полицию. – Притягиваю Джун к себе, она вся дрожит. Пусть мой жар ее согреет. – Он сошел с ума. Сказал мне… – Замолкает, словно не хочет говорить то, что собиралась.
– Что такое? – Теперь мне тоже становится страшно. Боюсь, я знаю, что она скажет, и в то же время боюсь, что не знаю.
– Джереми сказал, ты спала с Райаном еще до того, как стала встречаться с ним. С Джереми. Сказал, ты спала с каким-то пловцом, богатым и красивым, сама говорила ему об этом, и он решил, что это Райан. Это правда? Что ты спала с пловцом?
Слова выскакивают из нее сами собой, без остановки. Но я услышала самое ужасное. Она говорит: Джереми сошел с ума, но на самом деле так не думает. И боится Джун не полицейского расследования. Она боится, а вдруг он сказал правду?
Внутри у меня вспыхивает и разгорается огонь. Не могу дышать, ведь от кислорода он разгорится еще сильнее. Закрываю глаза. Жду, пока кровь не застучит в ушах, пока все тело не закричит, не запросит воздуха. Как-то раз мне стало плохо, когда я пыталась потушить этот огонь. Чувствую, как сейчас огонь слабеет, отступает. Перед глазами у меня туман, и я снова открываю рот.
– Джереми врет, – говорю я, и голос звучит почти как всегда. – И ты сама это знаешь. Если он думает, что это ты мне навредила, может, просто пытается тебя расстроить. Надеется, что ты не выдержишь и случайно проговоришься. Об этом я сама позабочусь. Джереми тебе не навредит. – На этот раз я не говорю «мы». Я сделаю это сама. Без чьей-либо помощи. Я сделаю то, что должна сделать.
Беру ее лицо в свои ладони. Огонь возвращается, жадный и голодный. Так плохо мне давно не было.
– Все в порядке, Джуни. Все будет в порядке. Обещаю. – Я держу ее лицо и смотрю прямо ей в глаза, пока не чувствую, что она ко мне возвращается.
Медленно киваю. Она кивает в ответ. Нам надо выйти из этого дома, заняться чем-нибудь, каким-нибудь обычным делом.
– Давайте поедем в город, – говорю я. – По магазинам. Мне нужна новая одежда. – Поворачиваюсь к Эшлинг.
В шкафу пакет с наличными, в таком количестве, что они похожи на игрушечные деньги. Как-то раз Эшлинг раскидала их по кровати. Мы с ней были пьяные и смеялись до икоты. И она засунула в рот бумажку в пятьдесят долларов, а потом прожевала ее и проглотила.
Они добывают деньги всевозможными способами. Особенно преуспел в этом Эван. Денег так много, что они почти ничего не значат. Ведь деньги представляют ценность лишь тогда, когда знаешь, что на них купить, а какое-то время у меня не было никаких желаний. Но теперь есть.
Надо сделать вид, что мы обычные люди, живущие в обычном мире, только лучше. Мы должны показать Джун, как все это классно, как все может быть классно. Если мы не сумеем, я потеряю ее навсегда.
Джун
Прошло три часа, три часа с тех пор, как я вернулась в дом, больная и перепуганная. А сейчас мы в модном торговом центре в двух часах езды, меняем гардероб. Ощущение безумное и нереальное, но почему-то действует на меня как успокоительное. Вроде бы обычный шопинг, только у нас с собой целый мешок денег (понятия не имею, откуда они взялись), и нам пришлось ехать в такую даль, чтобы Делию никто не узнал. Ведь предполагается, что ее больше нет.
Делия кивает отражению Эшлинг в зеркале.
– Бери, – говорит она. – Было бы преступлением ее не взять.
Эшлинг примеряет темно-коричневую куртку из мягкой кожи, короткую, по фигуре, с медными молниями на груди и по бокам. Выглядит в ней сногсшибательно. Она стоит лицом к зеркалу, а потом делает пол-оборота. Смотрю на ценник – потянет на половину стоимости моей машины, а ведь я на нее копила больше года.
– Тогда точно беру, – говорит Эшлинг. – Не хочу быть преступницей. – Она высовывает язык. Старается выглядеть игриво, но что-то в ней есть неестественное. Думаю, тут все неестественное.
Делия уже набрала пять пакетов – джинсы, блузки, платья, туфли, сапоги, бюстгальтеры, все-все. Хватит с лихвой для новой жизни. Она расплатилась наличными, выкладывая на прилавок пачки банкнот и улыбаясь слишком широко и ослепительно. Знаю такую Делию – очаровательную, общительную, разговорчивую. Я по ней скучала, но я ее боюсь. Она способна на все. Доказала это. И доказывает.
Примерочная завалена разной одеждой. Делия несколько раз притаскивала целые охапки. Сижу на скамейке у зеркала. Она протягивает руку и выуживает из груды вещей кремовое обтягивающее платье из трикотажных кружев. Бросает мне и говорит:
– Примерь.
– Не хочу, – говорю я и качаю головой.
– Для прикола, – говорит Делия. Она улыбается, как змей-искуситель, словно приглашает поиграть. Понимаю, что у меня нет выбора.
Стаскиваю свой джемпер и рубашку и внезапно осознаю, что стою перед ними полуголая, сама не знаю почему. Надевать платье все равно что надевать банный халат. Ткань приятно холодит кожу. А пояс тут к чему? Не пойму, как лучше завязать. Делия следит за мной с улыбкой. Подходит, берет пояс и продевает в дырочку в боковом шве. Оборачивает два конца вокруг талии и туго затягивает на спине. Эшлинг пристально на меня смотрит. Чувствую, что краснею.