– Ладно, – согласился я. – Но сейчас не шестьдесят девятый год. Если взрослые увидят тринадцатилетнего подростка, гуляющего в одиночестве, они могут начать задавать вопросы или позвонить в…
– Я могу о себе позаботиться, – он стянул шипастые перчатки. – Одежду. Быстро.
28
Пинктон насела на меня по поводу несделанной домашней работы. Домашней работы? Я пытался вспомнить значение этого слова, пока она нависала над моей партой и отчитывала меня, а весь класс тем временем сражался с числами на доске. Она еще раз предупредила о важной контрольной в пятницу и что моя судьба висит на волоске. Я выглядел виноватым, но это всего лишь мое тело вспоминало прошлые стычки. Я смотрел мимо Пинктон на одноклассников.
Две парты пустовали.
Это ничего не значило. Я это знал. Наверняка вирус. Всегда же есть какой-нибудь вирус? На перемене я занялся украшениями к фестивалю, чтобы не смотреть в сторону шкафчиков и сколько учеников их открывает. На биологии была лишь одна пустая парта. Ничего необычного. На литературе отсутствовали двое. Вполне естественно. Я решил поговорить с Табом перед уроком физкультуры, чтобы выслушать его мнение, но он переоделся с нетипичной скоростью. Он выглядел не просто рассерженным, он выглядел изможденным. Вытаскивал из брекетов и стряхивал с одежды знакомые черные волосы.
Позже я окликнул Таба в коридоре, но мой голос утонул в гуле болельщиков с «хлопающими стивами». Два года назад директор Коул купил целый склад дешевых трещоток, чтобы компенсировать дефицит спортивного бюджета (планы установки нового видеоэкрана, вероятно, имели к этому отношение). Изготовленные из жесткого пенопласта и выкрашенные в цвета Сан-Бернардино – белый и красный, трещотки состояли из двух пластинок, издающих оглушительный шум, хлопая друг о друга. Они жутко раздражали, а местные футбольные фанаты скакали с ними как обезьяны. Когда взошла звезда Стива, трещотки тут же окрестили «хлопающими стивами» – довольно удачное название для барахла по пятнадцать баксов за коробку.
После школы я почти случайно очутился на репетиции спектакля. Я собирался помчаться домой, чтобы проверить, как там Моргунчик, когда взгляд упал на афиши Шекспира на спортивном поле, и они привели меня в актовый зал – единственное место, не зараженное «хлопающими стивами». Миссис Лич выступала перед группой актеров, пытаясь донести, какая это нездоровая традиция – невозможно ожидать даже и вполовину приличного шекспировского спектакля лишь после недели репетиций. Ребята уставились на нее в тревоге – на что они в действительности подписались? – пока она наконец не выдохлась, хлопнув в ладоши, и сказала, что мы начнем с первой сцены первого акта, но пропустим вступление, поскольку отсутствуют Самсон и Грегорио.
Никто, кроме меня, не счел это зловещим признаком.
Первой серьезной сценой была дуэль между Бенволио и Тибальтом. Бенволио играл напыщенный театрал по имени Джаспер, а Тибальта – металлист Фрэнк, и они выглядели вполне правдоподобными соперниками, пока не вытащили шпаги. Джаспер уже участвовал в десятке спектаклей и исполнял каждый выпад и контрудар с комическим нажимом, а Фрэнк, впервые оказавшийся в роли актера, хлестал шпагой, будто разгонял назойливых мух, не единожды уронив ее у первого ряда зрителей.
Миссис Лич выкрикивала указания драться проще и короче и с меньшим риском для публики. Но Бенволио и Тибальт по-прежнему роняли оружие и приземлялись на задницы, и при каждом их падении нетерпеливый синьор Капулетти выкрикивал свою реплику:
– Что тут за шум? Подайте длинный меч мой!
Ребята хихикали. Миссис Лич была в отчаянии. Оба дуэлянта получили синяки и ссадины. Что-то нужно было предпринять.
Слизывая с пальцев прохладную ароматную жидкость и потягивая из банки виноградный лимонад, Клэр встала между дуэлянтами. Она была призраком Джульетты, выглядывающим из-под панковских очков, затянутая в черные брюки, закатанные до голени, так что между ними и армейскими ботинками выглядывала полоска кожи. Ее куртка в елочку была расстегнута, из-под нее торчали свисающие с бедер коричневые подтяжки. На запястьях – множество разноцветных проволочных браслетов, а два хвостика переплетались и хлопали по спине как шланги кислородной маски. На пухлых щеках играла очередная веселая ухмылка.
Впервые за день я не думал о троллях.
– Ваше оружие, синьор Бенволио, – сказала она, протягивая руку.
Джаспер пожал плечами и перевернул шпагу. Клэр схватила ее, взвешивая в ладони.
Сойдет.
Клинок взлетел в воздух, описав восьмерку, потом еще одну. Хвостики затанцевали.
– Неплохо.
Ботинки подпрыгивали на резиновых мысках, Клэр скакала туда-сюда, шпага кружилась в воздухе как лассо – над ее головой, сбоку, у самого пола.
– Сносно.
Клэр вытянула свое оружие и игриво постучала по зажатой в руках Фрэнка шпаге. Он сглотнул и вытянул ее как можно дальше от тела. И тогда ощущение реальности вылетело в окно, а Клэр Фонтейн превратилась в богиню войны. Ее клинок рассекал воздух, она ударяла по шпаге Фрэнка с шести разных позиций, каждый удар был настолько эффектно исполнен, что выглядел отлично даже с галерки. Между ударами она выкрикивала советы.
– Круговой удар! Так проще отбить!
Фрэнк кривился и цеплялся за шпагу, как будто от этого зависела его жизнь.
– Работайте ногами! Три шага, Бенволио! Три шага, Тибальт!
Джаспер следил за ее ногами, его мозг бешено работал.
– Вперед! Это же спектакль! Отбивайте удары, синьоры!
Я смотрел с разинутым ртом, как и остальные. Она играючи создала всю сцену, причем настолько правдоподобно и четко, что весь актерский состав был готов немедленно ее исполнить. Наконец Клэр разоружила Фрэнка, крутанув запястьем. Его шпага клацнула по сцене, и Клэр опустила свою. Она выдохнула вверх, сдунув выбившиеся пряди с потного лба, отсалютовала Фрэнку банкой с газировкой и сделала глоток. Не пролилось ни капли. Все притихли, пока синьор Капулетти не вспомнил свою излюбленную реплику:
– Что тут за шум? Подайте длинный меч мой!
Раздался гром аплодисментов, я хлопал громче всех. Блеск в глазах миссис Лич давал робкую надежду на то, что с этой проблемой покончено. Все затихло, и лишь откуда-то из прохода раздавались хлопки. Все повернулись посмотреть, загородив глаза от сценических прожекторов. Хлопки были довольно мощными, будто могли длиться, пока не сведут с ума. Только это были совсем не аплодисменты.
– Чудесно, – Стив Йоргенсен-Уорнер продолжал стучать по мячу. – Никогда не видел ничего подобного.
Клэр покраснела и поставила ноги вместе, словно стесняясь обнаженных лодыжек.
– Уроки, – сказала она. – Мама с папой шесть лет учили меня фехтованию.
– Я так этому рад, – откликнулся Стив. – Это просто великолепно.
Придурошные театралки потеряли дар речи, застигнутые врасплох попыткой флирта в своем внеклассном святилище. Только миссис Лич нахмурилась. Она не доверяла проникнувшему в храм искусства спортсмену.