Без Глаза, без астролябии и с больной АРРРХ!!! мы все время поворачивали не туда, пока не заблудились. Усталые и удрученные, мы свернули в тупик и оказались в тоннеле, его разрезал луч света – уже настало утро. АРРРХ!!! и Моргунчик попятились как перепуганные коровы, и я заметил каменную неподвижность, уже охватившую их суставы. Они страдали от боли, но мы с Джеком не могли дать им время прийти в себя.
Передвигались мы неуклюже: АРРРХ!!! вела нас с помощью нюха, но из-за опасного солнечного света Джеку, Табу и мне приходилось идти впереди. Это было медленно и тяжело, но мы продолжили путь по уходящему вниз лабиринту заброшенных канализационных труб и покинутых шахт, воздух становился все холоднее и гуще. Потом мы наткнулись на очередной тоннель, расходящийся в трех направлениях, Джек сел на камень и стиснул в руках маску. Тролли тоже остановились, не зная, как быть дальше.
Отчаяние заразительно. Я присел на корточки и уставился на упрямую скалу под ногами, задумавшись обо всем, что оставил в залитом светом мире людей: о контрольной по математике, подготовке к большой игре, последней костюмированной репетиции спектакля, где теперь недоставало ведущей актрисы о краеугольном камне моста Киллахид, о панике или самообмане, через которые проходит папа. Мы находились внизу почти сутки. Надежда угасала.
Голос Таба прозвучал неожиданно для всех.
– Хм, – сказал он. – Обычно здесь не увидишь столько розового.
Он указывал мне под ноги. Я перевел взгляд и заметил клочок полиэстера, болтающийся на пластиковой молнии. Розовый. Я уже тысячи раз видел его прежде.
– Рюкзак Клэр, – сказал я.
– Рюкзак Клэр? – спопугайничал Таб.
– Рюкзак Клэр! – я вскочил на ноги и замахал руками в сторону подавленных охотников на троллей. – Рюкзак Клэр! Рюкзак Клэр!
Их взгляды были краноречивы: Старджес все-таки свихнулся. Я засмеялся, довольно безумно, и побежал по центральному тоннелю. Как только глаза Моргунчика перестали светиться в темноте, я заметил второй розовый лоскуток, на этот раз – шелковую ткань с кружевом. Это было то платье, что она носила по требованию отца, то, что она ненавидела, то, что теперь рвала на кусочки. Возможно, она порывала со всей ложью своей прошлой жизни, потому что впереди была только жизнь или смерть, и она сражалась тем оружием, что имела.
Я поражался такому повороту событий, пока остальной отряд собирался у меня за спиной. К Гунмару нас приведут не объединенные таланты натренированного подразделения охотников на троллей, а смелые хлебные крошки шестнадцатилетней девочки.
И они привели. Мы последовали за розовыми подсказками Клэр по скрытым трещинам и уродливым утесам. Временами в нас вонзались солнечные лучи, но солнце не может светить вечно. Когда оно село, Моргунчик и АРРРХ!!! взбодрились жизненными силами ночи и стремглав – как могут только жители подземелья – мчались по предательской местности. Кровь стучала в висках, а в предвкушении битвы кожа покрылась мурашками. Не могу говорить за Таба, но уверен, что он чувствовал то же самое: никогда еще не видел его таким энергичным.
Тоннель сузился как сжимающийся кулак, а потом выпустил нас, одного за другим, в известняковую пещеру шириной с хоккейный каток. Из земли выступали под разными углами высокие неровные выросты. Мы шли между ними молча, пока они не окружили нас со всех сторон. Моргунчик светил глазами в пол. Вокруг не было никаких живых существ, но все же я ощутил леденящий ужас.
– Кладбище душ, – почтительно прошептал Моргунчик. – Я давно слышал об этом легендарном месте, но никогда не осмеливался взглянуть на него собственными глазами. Разумеется, Голодный устроился там, где может наслаждаться агонией погибших самой мучительной смертью.
– Какая смерть самая мучительная? – спросил я.
– Слушай, Джим, – сказал Таб. – Я бы, пожалуй, смог прожить без ответа на этот вопрос.
– Быть застигнутым солнцем, – ответил Моргунчик. – Говорят, что боль длится десятилетия.
– Поэтому у них такие странные могильные камни? – поинтересовался я.
– Могильные камни? – Моргунчик поднял несколько печальных глаз. – Это не могильные камни.
Сияние красных глаз усилилось, и я понял страшную правду.
Это были не памятники павшим троллям, а сами тролли. Многоголовые и многорукие тела скорчились в предсмертных муках, открыли челюсти в вечном крике, подняли руки, щупальца и крылья в последней бесплодной попытке прикрыться от смертоносного солнца. Я был так ошеломлен, что случайно сбил несколько камней и тут же вспомнил, что это вовсе не камни. Это рога, уши, пальцы и зубы.
Я вернул каждый камень на прежнюю позицию.
Мы прошли по Кладбищу душ без единого слова. К тому времени, как мы добрались до его конца, я чувствовал, будто стал свидетелем геноцида целого вида. Последний розовый клочок был наколот на каменный рог тролля, который погиб, стоя на четырех лапах, и я опустился на колено, чтобы убрать неподобающий цветной лоскут.
Мои товарищи по охоте на троллей ждали впереди. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – мерцающий свет на их телах исходит не от Моргунчика. На самом деле освещение шло из комнаты, которая ожидала нас за поворотом: огненно-красный свет с раскаленными добела отблесками. Вокруг лодыжек моих друзей словно прилипчивые крысы заклубился бурый дым. Не было необходимости видеть собственными глазами, чтобы понять – мы нашли Гумм-Гуммов.
37
Сверху длинными липкими струйками капало черное масло, попадая на кожу, оно жгло ее как муравьиные укусы. Стены сочились белым гноем, он полз к полу плоскими червями. С каждым шагом нас обдавала волна горячего пара, который выстреливал из содрогающегося металлического сооружения. Лязгающие стоны этого механизма вливались в стенания, воздух сгустился до тумана.
Мы перешагнули через язык расплавленной стали и оказались за конвейерной лентой, грубо сшитой из лоскутков грязной ткани; лента доставляла груз в большую жестяную воронку. Сейчас конвейер был пуст, на нем виднелись лишь жирные пятна, но я все равно проследил за его бегом. Воронка вела в громыхающую коробку размером с домик на детской площадке, сколоченную железнодорожными костылями из ненужного металла: помятого кузова спортивной машины, детского автомобиля, неоновой вывески стрип-клуба. Вокруг змеились обугленные провода, от кое-как протянутых электрических цепей поднимались ядовитые испарения. Коробка тряслась как стиральная машина, которая вот-вот взорвется, и я услышал, как жужжат внутри пилы и мелодично позвякивает по останкам дробилка. С другого конца торчал желоб.
Мое плечо сжала шипастая перчатка.
– Машина, – сказал Джек. – Ты и правда хочешь на это смотреть?
Через очки-авиаторы ничего нельзя было разглядеть, но в этом не было нужды – твердая хватка говорила сама за себя.
Я вскарабкался вместе с Табом на гору сломанных пинбольных автоматов, чтобы взглянуть поближе. Тонкие опоры поддерживали уходящую вверх ржавую трубу, изнутри доносилось хлюпанье сочной субстанции. Воняло смертью, но я наклонился в сторону одной из секций проржавевшей до дыр трубы.