Пытаться уничтожить следы моего пребывания в квартире смысла не имело, поскольку они были оставлены везде.
* * *
Осторожно, но не крадучись, чтобы не вызвать подозрение любопытных соседей, я вышел из квартиры и до первого этажа добрался невредимым. Оставалось выйти из подъезда. То, что сегодня меня убивать не будут, я знал, но ничто не мешало этим ублюдкам слегка меня повоспитывать.
Я толкнул дверь подъезда, оставаясь при этом внутри. Если кто-то и прятался за углом, то он обладал отменной выдержкой и себя не выдал. Посмотрев в щель между дверью и притолокой, я никого не обнаружил. Единственное место, где кто-то мог прятаться, — это справа от дверей за стеной.
Я сделал широкий шаг левой ногой, вынес голову и часть тела за мысленно проведенную опасную черту и в тот же миг отдернулся назад и вправо. Если бы я чуть промедлил, то получил бы по голове полиэтиленовым пакетом, просвистевшим перед моим носом.
Я не успел еще сообразить, что произошло, как передо мной с гнусной улыбкой на лице возник этот блондинистый коротышка.
Угол, куда я отпрыгнул, оказался для меня ловушкой.
Однако коротышка сделал несколько шагов назад, давая мне возможность двигаться. Он настолько был уверен в себе, насколько могут быть уверены психи. Безумный взгляд его бесцветных глаз говорил о том, что мне придется иметь дело с ненормальным, а они как бешеные собаки — их нельзя остановить, их можно только уничтожить.
Он отходил, освобождая для меня место, а я следовал за ним. Таким образом мы оказались на улице. Сочтя, что дал мне достаточно форы, он остановился.
Нападать на него первому — все равно что добровольно подлезать под пресс. Я давно уже перерос тот возраст, когда спарринг-партнера оценивают по внешним данным. Отличные бойцы не всегда отличаются мощной мускулатурой и огромным ростом. Зачастую недооценка противника и приводит к поражению. Я правильно оценил стоявшего передо мной щуплого на вид парня лет двадцати пяти и понимал: чтобы победить, мне нужно спровоцировать его на атаку.
Перестрелка взглядами закончилась, и мой противник перешел к действиям — стал раскручивать пакет наподобие нунчака, выписывая им «восьмерки». Он явно готовился напасть, но я не мог позволить ему сделать это раньше, чем буду готов отразить атаку. Медленным, почти скользящим шагом я стал двигаться по кругу (центром был он) против часовой стрелки. За действием доходяги я следил периферическим зрением, что обостряет реакцию. Мои руки расслабленно висели вдоль тела, поскольку пытаться противопоставить их его разящему пакету было бы глупо. Лицо тоже было расслаблено, веки слегка прикрыты, а мой взгляд был устремлен не на самого противника, а как бы мимо него.
«Восьмерки», вычерчиваемые пакетом, становились все больше, взгляд этого недоноска стал сосредоточеннее… Каким-то образом я почувствовал его атаку и, опередив ее на долю секунды, резко изменил направление движения, чем поставил нападавшего в невыгодное положение. Теперь я перемещался в противоположном направлении. Его лицо расслабилось, и он улыбнулся.
— Неплохо, — похвалил он меня.
Он сделал ложный выпад, я, оттолкнувшись двумя ногами одновременно, отпрыгнул немного в сторону, и тут же он нанес молниеносный удар: сверху вниз, справа налево по диагонали. Я отскочил назад и сразу же переместился вбок. Вроде бы я все сделал правильно и быстро, тем не менее пакет скользнул по моей груди. От этого я чуть не взвыл благим матом. Мой уход с линии атаки не был напрасным — задержись я на секунду, моей правой ключице пришел бы каюк.
Подобные мои перемещения могли показаться неопытному взгляду хаотичными и бесполезными, но это не так. Мне часто доводилось видеть хороших бойцов в атаке, когда же возникала необходимость отступить, все они допускали одну и ту же ошибку: двигались назад по прямой линии, что и приводило к их поражению. У меня же не было права на ошибку.
Неожиданно моего слуха достиг чей-то истошный вопль:
— Ты че-о ето, такой здоровый, к маленькому пристал?! Щас вот милицию вызову.
Знала бы эта крикунья, кто к кому пристал. Не думаю, что этот пустоглазый испугался милиции, но все же он решил ускорить развязку и нанес мне сразу несколько ударов. Благодаря моей маневренности мне удалось ускользнуть от этой серии ударов, правда, чтобы уйти от последнего, я был вынужден упасть на асфальт. А поскольку шлепнулся я из неудобного положения, то не успел сгруппироваться и больно ушиб руку. Локоть словно онемел, но времени на то, чтобы как-то отреагировать на боль, у меня не было: любое промедление могло стоить мне головы или как минимум сломанной кости. Проглотив стон, я сделал перекат и вскочил на ноги, набирая этим прыжком дистанцию, чтобы хоть немного отойти.
— Неплохо, — вновь произнес он, но в этот раз на его лице улыбки уже не было. — Пора кончать, — тихо проговорил он и сделал неожиданный выпад как фехтовальщик, стараясь ткнуть меня своим пакетом в горло.
Случилось то, что я и предполагал. Какой нормальный человек будет голыми руками отбиваться от спрятанного в пакете орудия убийства? Коротышка привык убивать, а не сражаться, при этом он всегда нападал неожиданно.
Но со мной он просчитался. Я развернулся вполоборота, одновременно перехватив его правую руку своей, а левой, превозмогая боль в локте, спереди обхватил его шею, так что его горло оказалось как раз на локтевом сгибе, и сильно сжал руку. Он не был готов к такому капкану. Он захрипел, но лучше бы он помер сразу: сюрпризы, что я для него приготовил, удовольствия ему не доставили. Вытянутая правая рука этого кретина касалась локтем моей груди. Выпятив грудь, я стал медленно отводить руки назад — в локтевом суставе послышался хруст, а хрип маньяка перерос в хрипящий вой. Предпоследним аккордом в этих услаждающих мой слух звуках был треск сломавшегося локтя и порвавшихся сухожилий. Бросив уже не угрожающую мне руку, я крепко ухватил предплечье моей левой руки, державшее шею сзади, и сжал изо всех сил. Тело коротышки задергалось, хрипы прекратились. Своей свободной и единственной целой рукой он пытался ослабить мой захват — это был последний аккорд, так как я, резко дернув его вверх, сломал ему шейные позвонки. Тело его несколько раз вздрогнуло и безжизненно обмякло.
Кто-то завопил, кто-то завизжал… Но мне было плевать на это. Я молча стоял над распростертым на асфальте бездыханным телом Черного носорога.
Вдруг от сильного удара в спину я, чем-то гремя по асфальту, полетел головой вперед и чуть не поцеловался с росшим прямо у дороги деревом. От злости на себя, что допустил такую непростительную ошибку, я был готов взорваться. Я попытался вскочить на ноги, но метнувшаяся ко мне тень врезалась в меня и снова свалила на землю.
— Мать твою!.. — не своим голосом заорал я. — Ты…
— Лежи, придурок, иначе подстрелят, — сказал мне кто-то голосом Тай, и тут я услышал частые выстрелы, скрытые глушителями. Моя рука дернулась за спину под пиджак… пистолета там не было.
— Держи, ты его выронил, когда дрался. — Девушка протянула мне мой пистолет.