Юля слушала ее и не верила своим ушам. Никогда еще ей не приходилось выслушивать такие откровенные признания женщины-мазохистки, получавшей наслаждение от дружбы с соперницей, которая увела у нее мужа. Говоря о Пресецкой и своем Коле, Холодкова с плавной, даже несколько заторможенной речи перешла на почти истерический крик, быстро проговаривая слова, а иногда даже глотая их.
– Вам хотелось стать похожей на Зою?
– Да, конечно. Я же рассказывала вам…
И Юля вспомнила их первую встречу, когда они говорили о Зое.
«Меня-то сжигало любопытство, желание узнать, как живут такие женщины, как Зоя, чем они привлекают мужчин. Я даже стала покупать такие же духи, как у нее, ходила в те же парикмахерские и старалась быть хотя бы немного похожей внешне на нее. Но вот что давало ей мое присутствие, я долго не могла понять. А когда поняла, было уже поздно…»
Сегодня ее признания воспринимались совершенно по-другому. Тогда Женя пыталась внушить, что они с Зоей были нужны друг другу совершенно по другим причинам. Мол, Жене от нее нужен был образ для подражания, некий эталон женственности, который хотелось примерить на себя, а Зое от Жени нужны были только деньги! Теперь же каждое слово несло новый смысл.
«Деньги?» – «Безусловно. Она всегда могла взять у меня в долг. А это не так уж и мало».
– Вы любили ее? – Да, мне нравилось бывать у нее, видеть ее.
– Но если вы так любили ее, – подал голос Шубин, – то как же могли продавать в Москве ее картины, выдавая за свои? Ведь первые работы были выставлены в «Галерее АРТ» как принадлежащие кисти Евгении Бобрищевой… Зачем вам это было нужно? Неужели вы не понимали, что рано или поздно вам придется отвечать за свои поступки? Вы не боялись этого? Или для того и убили Зою, чтобы обман не раскрылся?
Холодкова снова потянулась за сигаретой. Но, не раскурив ее, вдруг захохотала. Истерично, дико и громко.
– Послушайте, – заговорила она, содрогаясь всем телом, – зачем вам это надо? Вы же прекрасно знаете, что произошло потом…
– Нам интересно знать, с чего вообще все началось? Как вам пришло в голову поехать в Москву, именно в галерею Майера? Кто подсказал вам эту мысль? Откуда ветер дует?
– Майер – директор «Галереи АРТ», – пояснил Шубин, поворачиваясь к Наташе, для которой это имя прозвучало впервые. – Немец, толковый человек, он мне рассказывал о своих первых впечатлениях от картин Зои… Он был просто потрясен…
– Так как вы, Женя, угадали, что Зоины работы нужно показывать именно в этой галерее и именно Майеру? Вы были знакомы с ним раньше? Кто вас познакомил? Бобрищев?
– Он здесь вообще ни при чем! Нет… Я прочитала о его галерее в одной московской газете случайно, я действовала наобум…
– И что же было в этой газете?
– Да обычная рекламная статья, написанная очень хорошим языком. Это сам Майер писал о своей галерее, о том, насколько повысился в мире интерес к молодым российским художникам… Он приводил примеры, имена, рассказывал о перспективах, выставках… Я взяла подаренный мне Зоей натюрморт, тот самый, который понравился в свое время одному местному художнику, и повезла в Москву. С оказией, я ехала туда по своим делам… Майера тогда не было, я показала работу его помощнику, он сказал, что Майер в Дюссельдорфе, что вернется не раньше следующей недели. И я, недолго думая, оставила работу этому помощнику вместе с запиской, в которой был номер моего домашнего телефона здесь, в С.
– И он позвонил вам?
– Да, представьте себе, позвонил. Спросил, нет ли у меня еще что-нибудь этого автора… А мне как раз снова надо было отправляться в Москву. Я прихватила еще несколько работ, купленных у Зои, и повезла в Москву. Вот и все. Майер охал и вздыхал…
– А вы не находили себе места от зависти, ведь так? И все равно, я не понимаю, зачем вам понадобилось везти ее работы в Москву? Вы что, интуитивно чувствовали, что ее работы дорогого стоят? Отвечайте!
– Юля, вы вот считаете себя умной женщиной, а сами думать никак не хотите… Пораскиньте вашими драгоценными мозгами и представьте себе ситуацию. Я, Бобрищев, Зоя. Зоя рисует, чем сильно раздражает Колю.
– Почему, кстати?
– Да потому, что сама Зоя вдруг стала относиться к своим занятиям живописью слишком уж серьезно. Она даже забывала, когда к ней должен был прийти Коля, а потому встречала его, по уши вымазанная в краске, от нее за версту разило скипидаром. Мало того что она всячески провоцировала его на разрыв, демонстрируя свое полное равнодушие, так теперь еще и «эти дурацкие картины», как говорил Коля… Он считал, что она рисует назло ему.
– Боже, какая глупость!
– Но мы с ним не верили, что в ней проснулся талант…
«Мы с ним»? – Юля покачала головой.
– Ну, рисовала она, злила его, он даже собирался выбросить все ее картины и мольберт. А что же произошло потом?
– Ничего особенного. Просто, поразмыслив хорошенько, я вдруг пришла к потрясающему выводу, от которого мне стало так хорошо на душе, что вы даже себе представить не можете… Ведь Зоя – аллегория удачливости. Ей всегда и во всем везло. Разве что она еще не встретила человека, которого бы полюбила. Но она была любима, у нее были деньги, которые падали на ее красивую голову прямо с неба, так чего еще желать?
– И что же это за вывод?
– Даже не вывод. Просто я нашла ее ахиллесову пяту, вот и все. Зоя была уверена абсолютно во всем, за исключением… своих картин. Для нее мнение о ее живописных работах значило, как я вдруг поняла, очень много. И лишь в этом она была уязвима. Как же после этого не попытаться поставить ее на место? Внушить мысль, что ее рисунки – мазня, ничего не стоящие упражнения?
– Ну так и устроили бы ей встречу с местным экспертом, критиком, не знаю…
– Я и устроила. Пришел один такой человек, посмотрел работы и сказал, что они талантливы, но все равно это «самодеятельность»… Сказал и ушел, а я осталась наедине с Зоей и явилась свидетельницей полной ее растерянности. Я никогда прежде не видела ее в таком состоянии. На нее было тяжко смотреть! Но тут же на моих глазах произошла метаморфоза, которую я никогда не забуду. Зоя нашла в себе силы убедить меня, что мнение местного критика для нее ничего не значит. Она говорила о провинциальном менталитете, о зависти, о том, что «нет пророков в своем отечестве», и несла прочую подобную чушь. А я наслаждалась… Хотя потом поняла, что она не шутит. И вот тогда я намекнула ей, что было бы неплохо показать ее работы в Москве, настоящему профессионалу, ценителю искусства… Я вспомнила о той статье, которую прочитала в поезде, и решила для себя, что в свою следующую поездку непременно возьму подаренные мне Зоей пару-тройку работ. Кроме того, я сфотографировала те картины, которые пылились у нее в кладовке. Вот так я и оказалась на Кутузовском проспекте, в «Галерее АРТ», принадлежащей Майеру.
– Зоя знала о том, что вы собирались показать ему ее работы?