– Кто вошел в кабинку в тот момент, когда вы убили Рыскина?
– Вы неправильно ставите вопрос. Я его НЕ убивал. Я его ударил, чтобы он не смог уйти с моими документами и пробиркой. Хотя пробирка… она треснула, часть содержимого высыпалась… А на столе вообще лежали настоящие листья коки, которые я вынул из кармана… Я же действовал как честный человек, все принес, что обещал… А мне предложили – 200 долларов! Разве это не обидно? Не смешно? Мне пришлось все быстро подбирать и складывать обратно в карман. Рукописи я сунул за пазуху. И в эту минуту край бархатной портьеры отодвинулся, и появилась голова Пресецкой. Черт бы побрал эти бархатные перегородки! Все остальные кабины были наверняка отделены друг от друга хотя бы картонными или фанерными, я не знаю, перегородками, а нас разделяла лишь двойная бархатная портьера!
Его возмущению не было предела. Он даже забыл, о чем говорил!
– Значит, к вам зашла Пресецкая?
– Да, – словно очнулся он. – Она улыбалась, показывая зубы. Как из рекламы зубной пасты. «А где ваш друг?» – спросила она, ничего не замечая, ведь Рыскин лежал на полу, и она его не видела… Я сказал, что он сейчас придет. Но тут показалась Званцева. Она так заразительно смеялась… Она тоже, возможно, ничего не заметила… Да…
– Вы тогда еще не знали, что он мертв?
– Нет… Конечно, нет. Но тут Ира неровной походкой шагнула мне навстречу, в руке ее была незажженная сигарета, которую она намеревалась снова прикурить от моей злосчастной зажигалки… Шагнула и увидела его. На полу. И издала вопль… Но ее никто не услышал, потому что в ресторане гремела музыка. И хотя сначала эта музыка меня сильно раздражала, потому что мешала разговаривать, но в тот момент, когда меня, по сути, застукали, я был рад, что этого вопля никто не слышит…
– Что было потом? – спросила уже Холодкова. – Я ведь тоже была там… Только я вышла в туалет, а когда вернулась, девочки уже собирались домой…
– Значит, вы и есть та самая Холодкова, ТРЕТЬЯ?.. – рот Аристарха свело судорогой. – Я не знал, что вы ничего не видели. Ведь вы раньше тоже заглядывали к нам.
– Да, Зоя сказала, что в соседях у нас красивый мужчина… Конечно, после ее слов мы не могли не заглянуть к вам… – Глаза ее заблестели, она вспоминала тот вечер.
– И что вы сказали женщинам? Как объяснили, что с вашим другом? – спросил Шубин.
– Сказал, что он перепил. Что ему плохо, но сейчас все будет хорошо… Я же не знал, что он мертвый! – крикнул он в отчаянии. – А потом они ушли. Помахали мне ручкой, что называется, и исчезли за ширмой…
– Да, когда я вернулась из туалета, они были какие-то не такие… Я еще спросила их, что случилось, но они сказали, что ничего особенного… И тогда мне почему-то подумалось, что речь идет о мужчинах, как будто они что-то задумали, может, разыграть соседей или еще что… Они – Зоя и Ира – таинственно переглядывались, но так мне ничего и не сказали… Мы выпили довольно много водки, это тоже надо учитывать… – как бы оправдывая себя и забыв на мгновение, что перед ней убийца, пробормотала Женя. – К тому же у нас тоже было рыльце в пуху, мы же собрались…
Юля с силой хлопнула ладонью по столу, и Холодкова моментально пришла в себя. Обхватила лицо руками и заплакала.
– Что было дальше? – раздался голос Шубина. – Когда вы поняли, что убили Рыскина?
– Как только эти дамочки исчезли, я сразу же бросился к нему и понял, что он мертв… Я испугался. Я не хотел в тюрьму. Я так много читал о российских тюрьмах, о зверствах, которые там творятся, о продажности прокуратуры и о том, насколько сложно в суде простому человеку что-либо доказать, к тому же я ведь, получается, убил очень известного человека, журналиста, что… – он всплеснул руками и на миг задумался, вероятно, вновь переживая одну из самых тяжелых минут своей жизни. – Я не чувствовал себя виноватым, я убил его случайно. Но чтобы доказать это, мне понадобился бы хороший адвокат, а где его взять, когда нет денег? Кроме того, все равно выяснилось бы, что Рыскин приезжал в С. к Аркадию Озе, а вовсе не к его брату… Короче, когда я понял, что влип и что если меня поймают, то я умру в тюрьме, не выдержав насилия, я решил в тот же вечер убрать всех свидетелей. Всех до одного. Получалось многовато. Во-первых, официант… Он видел Рыскина и меня, он обслуживал наш столик. И он должен был прийти с минуты на минуту и принести какой-то там салат… Мне надо было его опередить, чтобы он не вошел в кабинку, прежде чем я ее покину… И тогда я вышел и направился прямо к нему, он стоял возле стойки бара и что-то записывал в своем блокноте. Я сказал ему, что у меня начался приступ астмы, и попросил проводить меня на улицу… Я часто дышал и закатывал глаза, чтобы он поверил. И еще я сказал ему, что не смогу подняться по лестнице, чтобы выйти через парадную дверь, и спросил, нет ли у них черного хода, чтобы поскорее оказаться на свежем воздухе…
– И он пошел с вами на улицу?
– Да, он вывел меня через черный ход во двор…
– Где вы его убили?
– В коридоре. Там есть такой узкий холодный коридор с дверями, которые ведут в овощехранилища и морозильные камеры… Было тихо, если не считать доносившейся из зала музыки. И тогда я, понимая, что у меня нет выхода, повернулся к нему и схватил вот этими руками его за горло. Я изо всех сил сжал его… Вы смотрите на меня и не понимаете, как мог такой хиляк удушить официанта? У меня очень сильные руки. Я ведь жестянщик. Что для меня шея, когда я мял жесть! Кроме того, сработал эффект неожиданности. Он не ожидал моего нападения. Ему стало больно, он захрипел, но я где-то вычитал, что человека можно удушить за пару минут… И тут я почувствовал, что он обмяк и упал прямо на меня. Он был еще жив. И тогда я снял с шеи галстук и уже наверняка… – он вздохнул и вытер со лба пот. – Потом я выволок его на улицу, протащил по траве (на улице уже смеркалось) и тут увидел раскрытый канализационный люк. Его словно специально открыли для меня. Вернее, для него… И я подтащил к нему бедного официанта и… в этот люк… вниз головой. Затем закрыл крышкой, которая лежала рядом, и все…
– Вы еще возвращались в ресторан?
– Зачем? – удивился он и разве что не покрутил пальцем у виска. – Я что, больной? Теперь мне надо было убирать этих трех… – он скривил лицо в презрительной гримасе, – «подруг». Я знал, что, если избавлюсь от них немедленно, жизнь моя спасена. Судя по тишине, труп еще не обнаружили: не было слышно ни милицейской сирены, ничего такого… Я спрятался в кустах и стал ждать появления своих соседок. Ведь я как рассуждал: они – пьяненькие, и мне легко будет проследить хотя бы за одной из них, даже познакомиться, чтобы спросить у нее фамилии и адреса двух других…
– И вы увязались за Ирой? – всхлипнула Холодкова.
– Да, за Ирой… Но я не смог ее убить. Она была такая веселая, так хохотала… Я разыгрывал из себя совсем пьяного, даже упал куда-то… Но все равно проследил за ней до самого дома…
– А я не помню, как и с кем добиралась в тот вечер домой. – Женя шумно высморкалась и, подперев рекой щеку, с тоской уставилась на убийцу своих подруг. – Проследил, сволочь… – И снова заскулила.