Совершенно открыться, позволить себя вполне понимать можно только другу.
Дьявол, если только он существует, очень хорошо понимает человека, полнее, по крайней мере, чем кто бы то ни было из людей, но не совершенно. Бог — с тою же оговоркой — понимает нас СОВЕРШЕННО, потому что еще и ПРИНИМАЕТ. Бог принимает нас со всеми потрохами, с изнанкой, со всей нашей тьмой, глупостью и мерзостью — принимает, не рассчитывая на взаимность, но веря в возможность нашего до нее дорастания. Бог верит в нас, Бог с этой верой нами занимается. Так, по крайней мере, хочется думать, верить, что это так…
Понимание и приятие пересекаются по перпендикуляру. Для существ с ограниченной способностью понимания других (а мы все в большей или меньшей степени таковы) как раз умение душевно принимать и возможность быть принятым служит жизненным решением и спасением. Много ли понимает в нас собака? А мы в собаке — так ли много понимаем, как нам, хозяевам, кажется? Неравенство явное, взаимонепонимание обоюдное, хоть и разноуровневое. Но собака, как никто, хочет и умеет принимать человека всей своею собачьей душой, всем существом. И человек, хотя и не всякий, может принимать собаку как она есть: тут вполне можно говорить о приближении дружбы к истинности — готовность «положить душу за…» в этих отношениях нередко встречается, со стороны собаки особенно.
Стоит ли говорить, что настоящая дружба, как и настоящая любовь, предполагает доверие? И более того — абсолютность доверия?..
Говорить стоит — и обстоятельно прояснить, потому что уровни доверия могут быть разными.
У меня был друг А. Р., которого я любил как родного брата и доверял абсолютно. Прекрасный обаятельный человек, талантливый журналист, А.Р. страдал периодическими депрессиями, проявлявшимися в неудержимых запоях. В запойных состояниях это был не другой человек, нет, — это был тот же А.Р., но вывернутый наизнанку. Вся его честность и порядочность оборачивалась лживостью и коварством, вся доброта — злобностью, все обаяние — животной отвратительностью… Все поведение и помыслы подчинялись дьяволу — зеленому змию — и ни одному слову, ни одному поступку и жесту А.Р. в этом состоянии верить было нельзя. Наркомания во всей красе. Много раз мне приходилось насильственно запихивать его в больницы
или пытаться выводить из запоев дома. Много наглотался от него добрых слов с обратным знаком, много вытер блевотины… Ну и сам не раз и не два называл его ласковыми мужскими словами, а то и охаживал рукоприкладством.
Когда А. Р. выходил из запоев, это был прежний, настоящий А.Р., мой любимый и любящий друг. Слава Богу, доверия моего, верней — веры в него хватило до конца его дней. Уходил светло…
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность — болью прощания,
а ненависть — силой того отвращения,
с которым мы помним свои обещания…
Дружба — это работа приятия, работа доверия, работа прощения. Как и любовь.
См. Воспитание, Долг, Зависимости, Любовь, Супружество
Внимание! Этот ВОТ относится и к теме «Любить — значит догадываться», завершающей книгу.
Дружба не нужна для жизни, она из тех вещей, без которых не нужна жизнь.
Клайв С. Льюис
По-настоящему любит тот, кто отдает жизнь любимому не один раз, а сто тысяч раз.
Зинаида Миркина
Друг — это, прежде всего тот, кто не берется судить.
Антуан де Сент-Экзюпери
Единственный способ иметь друзей — самому быть другом.
Ралф Уолдо Эмерсон
Как должно взрослому светскому человеку заботиться о развитии духа?
Ваш вопрос — не на одну книгу и, конечно, целиком я на него даже не попытаюсь ответить, довольно будет уже и попытки оглядеть объем… Хороший повод для освежения понятий «духовность», «дух», «духовное развитие». Как и все ходовые понятия, и эти тоже обесцветились, поизносились, зашаблонились, обездумились. А следовательно — потеряли дух, если не испустили совсем…
Вы называете себя (?) человеком светским, как я понял, не в значении причастности к светским развлечениям или тому, что именуется светскостью в отличие от затворничества, а в значении нецерковности или даже нерелигиозности, атеизма.
Надо, значит, определиться, что же такое дух для человека нерелигиозного, неверующего. Какова причастность к духовной жизни у такого человека? Или, как полагают ревнители многих религий, духовность — прерогатива только тех, кто верует, молится, совершает религиозные обряды, живет по канонам религиозной конфессии? Есть, впрочем, и верующие люди, среди христиан, в частности, которые убеждены, что и у неверующих есть своя духовная жизнь, возможно, не менее насыщенная и высокая, чем у верующих, только в других формах.
Такое расширенное понимание духовности было свойственно Александру Меню, я в этом убедился при непосредственном общении с ним. «Дух дышит, где хочет», — любил он повторять слова Христа.
Как «должно», вы спрашиваете, и мне хочется сразу же отвергнуть такую постановку вопроса, ощущаю сопротивление слову «должно» и навязыванию роли ментора, ведающего, как должно…
Всю жизнь ищу ответ на ваш вопрос, но не в термине «должно», а «можно». И в поисках ответа перебираю в памяти имена тех, кто уже показал это собственной жизнью — показал, как МОЖНО. Их не перечислить. Их много, безмерно разных. Искатели истины, подвижники, гуманисты. Врачи, учителя, художники, писатели и поэты, изобретатели…
С кого начать список? С кого-то из древних?
Быть может, с Сократа? С царя Соломона? С императора Марка Аврелия?
С гиганта духа Сенеки, воспитателя отморозка Нерона?..
Великий ученик великого Сократа Платон определял духовное развитие как ступени постижения прекрасного, оно же и постижение таинства любви — «эротическое развитие». «Эротическое», конечно, не в смысле сексуальное, но и в том числе. Настройка души по божественному камертону…
Пойдемте, пожалуй, поближе к нам. Вот Федор Гааз — «святой доктор», немец по происхождению, служивший в России тюремным врачом.
Излагать здесь его биографию невозможно, а как хочется, потому что эта жизнь — просто идеальный образец того, как человек выстроил свою жизнь по духу после того, как, по словам русского адвоката А. Ф. Кони, «столкнувшись со страшным миром тюрем и пересылок, испытал сильнейшее потрясение и навсегда перестал жить для себя».
Пожалуйста, почитайте о нем все, что только возможно. Его жизнь должен знать каждый ребенок. На могиле доктора Гааза на Введенском кладбище в Москве начертаны три слова, которые заключают в себе, наверное, весь ответ, который мы ищем:
спешите делать добро