– Что?
– А то, что на ней все обрывается. Она, повторяю еще раз, – последняя.
– Ну что ты все заладил: последняя да последняя.
– Дмитрий, получив конверт от предпоследней девушки, должен был найти в нем адрес именно Рейс. Но не саратовский, а московский, потому что таковы правила игры: девушки должны были жить в Москве. И Бахрах не собирался умирать. Все пять девушек были ему нужны для дальнейшей деятельности. В том числе и Женя Рейс, которую он соблазнил и приблизил к себе, насколько это возможно. Больше того, я уверяю тебя, что она согласилась бы поехать в Москву, как согласились Катя Уткина и Гел. И самое печальное заключается как раз в том, чтоб Бахрах был уверен в этом. И даже в том, что Женя позволит изуродовать себя шрамом.
– Но почему? Откуда такая уверенность?
– Да потому, что «шоколадный вариант». Слишком уж трудно было бы устоять перед такими условиями: московская квартира, деньги и полное безделье. Бахрах был неглупым человеком, и только Гел поставил условие работать в баре. Как ты думаешь, почему?
– Гел – непростая девушка, и она бы никогда не согласилась сидеть взаперти, в квартире и годами ждать появления человека с фотографии. Это не в ее характере. Она, насколько я поняла, человек активный, артистическая натура, кроме того, красива и обаятельна, и неслучайно именно к ней первой Дмитрий должен был попасть. Ведь что бы он увидел, оказавшись в стрип-баре и спросив Гел? Голую красотку со шрамом на заднице. И именно эта ее обнаженность и должна была сыграть роль подсказки, стать своеобразным ключом к разгадке этих девушек, этих пяти визитов. И здесь Бахрах, конечно, поступил по-свински с сыном-наследником. И я где-то даже понимаю Дмитрия, который ненавидел своего отца. Они были слишком разными людьми, чтобы ладить…
– Я не понимаю, о чем ты.
– Я о том, что Дмитрий – это не Крымов, понимаешь? И он не станет ложиться в постель с первой встречной девушкой, мне кажется даже, что он боится женщин, и именно на этом Бахрах и строит свою месть. Или скажем так: подарок-месть. Ведь будь Дмитрий другим…
– Ты хочешь сказать, что если бы Дмитрий был бабником, как Крымов или Бахрах, то ему было бы проще догадаться об этих шрамах и о том, что они играют не последнюю роль в завещании отца?
Но Дмитрий, между прочим, и не евнух. Уж можешь поверить мне. И если ты хочешь этим разговором узнать подробности наших с ним отношений, то…
– Юля!
– Что «Юля»? Дмитрий – нормальный мужик, если ты этого добивался. Он физически здоров.
– Ты злишься на меня? Знаешь, если я тебя так раздражаю, то могу уйти, – покраснел он от собственной смелости. – Я вовсе не собирался выяснять подробности твоих отношений с Дмитрием. Я рассуждаю, я пытаюсь понять, почему Бахрах избрал именно такой способ передачи сыну наследства. Да и о наследстве ли вообще идет речь? Мы ведь ничего не знаем.
– Может, и не знаем, – немного успокоилась Земцова. – Но то, что девушки работали на Бахраха и их подписи давали ему возможность ворочать деньжищами, – это факт. Об этом говорит Гел, об этом говорит, ссылаясь на Катю, и Олег Хмара. И смерть хирурга в этом случае тоже выглядит вполне логичной – Бахрах решил избавиться от человека, который знал всех пятерых девушек в лицо. И если бы он сам не умер, то Женя Рейс все равно заняла бы свою нишу в этом чудовищном плане и, живя в Москве, поджидала Дмитрия… И мне кажется, что я поняла, почему Бахрах не оставил ей фотографии Дмитрия. С письмом-то все ясно – Женя была последняя, а потому не существовало адреса, по которому она опосредованно могла бы отправить Дмитрия дальше, по кругу. А фотографии нет потому, что ей незачем было вообще кого-либо узнавать: это ее должен был увидеть Дмитрий и сделать соответствующие ее рисунку-шраму выводы.
Они говорили не как любовники, а как Шубин и Земцова – работники сыскного агентства, сухо и по делу. И Юля подумала о том, что вот теперь, когда Игорь принадлежал ей и она успокоилась, что приобрела его в собственность, снова вернула себе верного и преданного ей пса, он как мужчина перестал быть для нее интересным. Как хорошо, что он не может прочитать мои мысли.
– О чем думаешь? – Игорь обнял ее, и она чуть было не отстранилась. Но вовремя опомнилась и дала себя поцеловать.
– О тебе. А еще о том, что мне надо торопиться. Ты останешься здесь и будешь заниматься непосредственно делом Уткиной. Опроси еще раз соседей: кто навещал ее в последнее время, с кем ее видели. Наведайся на кладбище, может, кто приходил на ее могилу. Держи связь с Корниловым, а я буду звонить тебе из Москвы и докладывать о каждом своем шаге.
– Ты не хочешь, чтобы я поехал с вами?
– Нет. Нас и так будет много: я, Гел и Рейс. Я вызову тебя только в крайнем случае. Да, чуть не забыла. Присматривай за Дмитрием.
Она подумала, что было бы неплохо взять Дмитрия с собой в Москву, чтобы он встретился там с Мариной Смирновой. Но он не поедет. Особенно после того, как его избил Фиолетовый.
– И еще, – продолжала она. – Попытайся познакомиться с соседями Бахраха. Думаю, что кто-нибудь да расскажет тебе о нем что-нибудь интересное. Соседи – живые люди, они много видят, много слышат, много знают и, как правило, к состоятельным людям относятся с завистью и одновременно с презрением. Может, всплывут какие-нибудь детали, и кто-то знает человека с фиолетовым пятном на щеке…
– Ты все еще хочешь, чтобы сравнили отпечатки пальцев у Бахраха в квартире и в каморке Дмитрия в ресторане?
– Да, это обязательно надо сделать, хотя и так очевидно, что это один и тот же человек. Может, кстати, тебе удастся поговорить с самим Дмитрием об этом человеке. Или кто-нибудь из его окружения его знает или видел раньше? Словом, поручаю тебе Дмитрия и покойного Бахраха. Если узнаешь что новое – звони мне на сотовый. А позже я сообщу тебе телефон гостиницы или квартиры, где мы будем жить в Москве. Так что, Игорь, пожелай мне удачи. Сейчас я поеду домой, соберусь, мы с девочками пообедаем, и я по телефону закажу билеты на ближайший рейс в Москву.
– «Последний рейс»… – усмехнулся Игорь, вспомнив Женю Рейс. – Надо же, какая фамилия.
Он явно не хотел выпускать ее из своих объятий. Он понимал, что теперь остается один и каждая ночь станет для него пыткой неведения. Он будет жить в напряжении и ожидании звонка из Москвы. Будет думать о том, что происходит в Москве, переживать и рисовать себе страшные картины возможных трагедий…
Они нежно расстались, Юля поехала к себе домой, где застала в прекрасном расположении духа Гел и Женю Рейс. За время ее отсутствия они привели квартиру в божеский вид, приготовили обед и теперь, лежа на диване, хохотали до упаду над глупейшей американской комедией с участием Джима Керри. А поздним вечером они уже сходили с трапа самолета в аэропорту Быково. Было решено устроить «штаб-квартиру» на Софийской набережной, где жила Гел. Они добирались туда на такси и всю дорогу, припав к окнам, любовались огнями ночной Москвы… Юля не спешила расспрашивать Женю Рейс о квартире в Рыбниковом переулке, чувствовала, что та о ней ни сном ни духом не ведает. Но это надо было проверить.