– Что вы делаете сегодня вечером? – вдруг донеслось до нее, и она очнулась от своих мыслей.
– Я не ослышалась? Вы спросили меня, что я делаю сегодня вечером? Но зачем вам это?
– Мы бы могли провести этот вечер вместе. Посидели бы где-нибудь, вы бы мне рассказали об Ольге…
– Прошло уже несколько дней… Почему ее до сих пор держат в морге и не разрешают хоронить? – Она задала этот вопрос, войдя в роль подруги Астровой.
– Видимо, так нужно для следствия. Разные там экспертизы…
– Понятно. А вы? Вы ведь, кажется, врач?
– Да.
– Но врачи бывают разными… Терапевты, стоматологи…
– Я терапевт, но у меня своя клиника в Москве. Небольшая, но хорошо оснащенная диагностическим оборудованием, на мой взгляд, отлично подобранная команда профессионалов-единомышленников. Я вот уже второй месяц здесь, но уверен, что там все в полном порядке. Конечно, приходится время от времени звонить туда, справляться…
– Понятно. Мне пора. Да, чуть не забыла, а кому же достанется квартира Ольги? У нее есть наследники?
– Понятия не имею. Я думал, вы знаете.
– Я даже ничего не знаю о ее родителях. Такое впечатление, что она вылупилась из яйца, как динозавр…
– Или упала с неба, как звезда… Боже, неужели ее больше нет?
Шубин довольно долго стоял перед дверью небольшого старого купеческого дома, находящегося возле сквера Липки, и ждал, когда же ему наконец откроют. Квартира, в которой жил Юлий Прудников, освещалась изнутри желтым электрическим светом – и это в столь ранний час? Потом Шубин попытался хоть что-то увидеть в щель между занавесками, но все оказалось тщетным. Тогда он, повторяя в точности все действия Леры Тарвид, притащил и подставил под окно деревянный ящик. Оглянулся и, убедившись, что вокруг никого не было, поднялся на него и заглянул внутрь комнаты поверх занавесок, закрывавших лишь нижнюю часть окна. Он увидел выложенную белоснежной плиткой печь, напротив которой стояло развернутое спинкой к окну большое красное кресло. Слева – письменный стол со стопками книг, на стенах – картины, на полу – цветной, синий с красным, ковер. Слева от печи виднелась дверь, ведущая в помещение, похожее на кухню, Игорю удалось разглядеть в сумраке желтый чайник и круглую, висящую на стене, декоративную тарелку. Но хозяина этой маленькой, но уютной и, судя по всему, очень теплой квартирки, дома не было. Разве что он лежал на кровати или диване, которые из окна невозможно было увидеть, как Шубин ни пытался.
Он громко постучал в окно. Затем еще несколько раз, после чего спрыгнул с деревянного ящика, отодвинул его в глубь арки и снова вернулся к двери. Он видел, что замок, на который была заперта дверь, хлипкий и что при желании его можно открыть. А что, если его застанут за этим занятием? Как он объяснит хозяину, если тот неожиданно вернется домой, что у него делает в квартире непрошеный гость? Но подобную ситуацию всегда можно при желании объяснить, особенно если располагаешь подходящей ксивой вроде той, которой Шубин, как сотрудник частного детективного агентства, пользовался при каждом удобном случае. Сейчас Игоря преследовало необъяснимое чувство беды, неуловимое, как легкий запах или привкус несчастья, трагедии, которое и толкало его к таким вот решительным действиям, как взлом чужой квартиры. Холодок по коже, особая внутренняя собранность и решительность… Шубин схватился за ручку двери и одним рывком вырвал, что называется, с «мясом» замок из гнезда. Дверь была старой, как и весь дом. Запах тлена и человеческих испражнений ударил в ноздри, когда распахнулась дверь квартиры Прудникова. Ни аромат старых книг, ни застарелый дух табака или даже свежеприготовленной пищи, казалось, не в состоянии были заглушить эту неистребимую вонь времени.
Шубин быстро зашел в квартиру и прикрыл за собой дверь. Как мог, на какой-то засов, который обнаружил. После чего окликнул хозяина по имени: «Юлий?!» И снова тишина.
Он знал, он чувствовал, что Юлий Прудников мертв. Другое дело, он не знал, как объяснить это свое внутреннее чувство, свою уверенность в том, что трагедия, разыгравшаяся в Бобровке, должна логически отозваться в этих прогнивших, выкрашенных в обманчиво спокойный бежевый цвет стенах. Прудников. Кто такой этот Прудников? И почему сюда, к нему домой, сегодня пришел именно он, Игорь Шубин, а не Женя Жукова? Словно визит к Валентину Нечаеву изначально представлялся ему самым простым из предстоящих встреч со свидетелями, в то время как к Прудникову он решил поехать сам.
Юлий лежал на постели мертвый. Судя по небольшому количеству кровавой пены на серых распухших губах, смерть наступила вследствие отравления. Отравился сам или его отравили? На полу возле дивана – пятна рвотных кровянистых масс. Ни на столе, ни в маленькой кухне Шубин не нашел ни одного бокала, стакана, чашки или рюмки, в которых оставалась бы влага. Напрашивался вывод, что Прудникова, скорее всего, убили, дали ему выпить что-то, что содержало в себе яд, после этого положили на диван с тем расчетом, чтобы его труп невозможно было увидеть из окна. А посуду, из которой пил убитый, забрали с собой, чтобы не оставлять улик.
Игорю понадобился почти час, чтобы тщательнейшим образом обследовать всю квартиру. Книги, записи в тетрадях свидетельствовали о том, что Юлий Прудников был творческой личностью, писал стихи, а также пытался изложить свои мысли в затейливой, сложной для восприятия прозе. Даже человеку, далекому от поэзии, после первых прочитанных строк становилось многое понятным: Юлик был геем. Он слагал свои стихи об однополой любви, посвящая их конкретным Александрам, Владимирам и Евгениям. Стихи были полны глубоких и сильных чувств, в них сквозил неприкрытый и какой-то отчаянный эротизм.
Вещи в шкафу Юлика были сложены аккуратно, как если бы их складывала женщина. На плите оставался еще теплым суп, что свидетельствовало о том, что Юлика убили не так давно. Не мог же он подогреть его после смерти, как не мог греть его и сам убийца. Хотя почему бы ему не подкрепиться после тяжелой и опасной работы?
Игорь вдруг бросился к двери. Ну да, конечно, как же он сразу не заметил, что дверь была не заперта? Просто убийца, выходя из квартиры, захлопнул ее на старый, с коротким «язычком», английский замок, который легко поддался от сильного рывка.
Юлик, возможно, сам впустил этого человека в дом. Он мог быть знаком с ним, а мог видеть его в первый раз. Так ли уж редко люди открывают двери незнакомым людям?
Причин убивать гея было достаточно уже потому, что и причин для убийства обыкновенного человека, не отягощенного непохожестью на других, тоже всегда хватает. Он мог просто кому-то помешать. Юлика могли убить из ревности. Один из любовников или партнеров. Юлик, как могла бы подсказать Лера Тарвид, мог оказаться свидетелем преступления. Юлик мог задолжать кому-то крупную сумму денег или что-то украсть у кого-то, кто теперь вот решил отомстить, отравив его. Кто может знать, какой жизнью жил этот красивый молодой человек, посвятивший свою жизнь чувственным удовольствиям и сомнительному творчеству? Кажется, он нигде не работал.