— Не немного, а слишком много. Разрешите вам напомнить, кто вы, принцесса. Пора вести себя соответственно своему сану и положению, а не как.., девка из таверны.

Эта пауза означала только одно — он хотел сказать «шлюха», но вовремя остановился. Таня не могла даже представить, чем она так задела его и почему он готов уже оскорбить ее? Но проглатывать обиду молча она не собиралась.

— В чем дело, Штефан? Тебе взбрело в голову учить меня этикету, а мне плевать. Да, я девка из таверны и живу по своим законам и делаю свое привычное дело. И говорю как хочу, и езжу на лошади тоже как хочу. Последний раз предупреждаю — отстань от меня со своими нравоучениями, сукин ты сын!

Они буквально впились друг в друга злым немигающим взглядом. Это была настоящая битва — зеленые, как у кошки, глаза Тани против тигриных желто-карих глаз Штефана.

— Садись как хочешь, — вдруг согласился Штефан, — оголяй что хочешь. И говори что хочешь, маленькая Таня.

Она чуть не показала ему язык от радости, что выиграла и настояла на своем, и быстро повернулась в седле, пока он не передумал. Слава Богу, теперь не видно этих дьявольских глаз, и можно успокоиться. Пора поразмыслить немного о побеге…

Но всей своей спиной она чувствует мускулистое тело Штефана, который крепко держит ее за талию и не отпускает, когда она наклоняется, чтобы поправить юбку. Таня садится прямо и оказывается еще ближе к нему, хотя ближе просто некуда. Сначала она решила, что Штефан оберегает ее от падения с лошади, но когда его рука легла ей на грудь, причем ладонь плотно охватила именно одну из них, Таня встрепенулась.

Она уже хотела было протестовать, когда он, почти касаясь губами ее уха, сказал:

— Если тебе еще не ясно, ты скоро поймешь: к женщине относятся так, как она того заслуживает своим поведением.

Таня широко раскрыла глаза, сообразив, что он решил проучить ее, а вовсе не просто потискать при удобном случае. Ей показалось это таким унизительным, что она даже задохнулась от негодования. Пока она обдумывала, что бы такое ответить, урок продолжился. Штефан стал ласкать ее груди, причем то одну, то другую. И хотя она понимала, что он этим хочет только пристыдить ее, Таня неожиданно затрепетала от желания. Ей вспомнились его объятия и поцелуи ночью… Она даже зажмурилась от удовольствия. Но вскоре опомнилась и рассердилась. Стала отдирать его пальцы, и он вдруг убрал руку.

— Я все поняла, хватит! — почти крикнула она.

— Да? Я так не считаю, — прозвучал ответ. Он снова обхватил ее одной рукой, на этот раз за бедра. Погладив живот, Штефан провел ладонью по бедру вниз к коленке, потом по внутренней стороне бедра вверх. — Таня чувствовала это прикосновение так, словно на ней и юбки не было.

Она в сердцах даже ударила по этой наглой руке. Тогда Штефан снова приложил ладонь к ее груди.

— Я закричу! — предупредила Таня.

— И этим только привлечешь к себе внимание. Очень развлечешь всю компанию.

А она и забыла, что они не одни! Она огляделась и обнаружила, что на них и так уже смотрят. Штефан же продолжал ее бессовестно обнимать.

— Хорошо, черт возьми! Я сяду так, как ты считаешь нужным, — согласилась она сердито. — — Разумное решение, принцесса!

Но не убрал руки, пока она не пересела в прежнее положение. Таня взглянула на него, но на сей раз в ее глазах не было победного блеска, только колючие злые огоньки.

— Я тебя уже называла негодяем? — спросила она.

— Да.

— А подонком?

— Тоже.

— Я тебя ненавижу.

— Другого и не ждал. Это должно было случиться. Таня больше не сказала ничего. Она уставилась на дорогу, не желая больше смотреть на Штефана. Но его последние слова не давали ей покоя. Она не понимала, почему так «должно было случиться». Ей было невдомек, что он имел в виду.

Глава 22

Было уже почти совсем темно, когда Штефан нашел наконец подходящее место для ночевки. Они свернули с дороги, которая вела через поля к дому какого-то плантатора. Таня поняла, что они не хотят проситься на ночлег к чужим людям из-за нее. Конечно, ей уже никто не доверяет. Причем настолько, что придумали довольно хитроумный способ отпускать ее в кусты по необходимости.

Прикупили длинную веревку, конечно, идея Штефана, потому что именно он привязывал ее к Таниной руке, отпуская прогуляться, а сам держал другой конец. Конечно, она уходила из поля зрения, но должна была с ним переговариваться. Хорошо, что петь не заставили, или, как она предложила в припадке отчаяния, мычать или блеять. Только Лазарь, как всегда, посмеялся ее печальной шутке. Штефан был серьезен, главной его заботой оставались любые, даже крайние меры предосторожности. Тане пришлось подчиниться и выполнять все его требования.

Она отказалась разговаривать, а считала вслух. Громко — число, тихо — какое-нибудь ругательство в адрес своих мучителей. Оказалось, что он и это слышит. Девушка могла бы и перерезать веревку, но вряд ли ей удалось бы убежать от этих четверых, им ничего не стоит догнать ее, да еще верхом. Но она уже решила, что ночью совершит побег, прихватив коня. Только бы удача улыбнулась ей! Она точно не знала, каким образом осуществить задуманное, но больше ждать не могла. Готова даже убрать с дороги всякого, кто будет караулить этой ночью. Убить? Нет, но ранить запросто. Лазаря и Андора калечить не хотелось бы, они ей сочувствуют, и потом, оба просто выполняют приказания кузенов. Василия — с радостью. Штефана? Она еще не придумала, что можно сделать с ним…

Таня увидела, что на земле расстелили одеяла. Андор стал разжигать костер, а Лазарь — доставать из сумки еду: ветчину, печеный картофель, несколько батонов хлеба. Это была небольшая часть уже готовой пищи, которую они купили на той ферме. Остальное требовалось потом либо варить, либо зажаривать. Еды-то полно, хватит на целую неделю, да еще есть ружья — можно подстрелить дичь, но из разговоров Таня поняла, что никто из них не умеет готовить. Они нарочно обсуждали это при ней, чтобы поняла — завтрак придется готовить ей. Нет уж, обойдутся! К завтраку она надеялась уже покинуть честную компанию.

Все расселись на своих одеялах, Танино оказалось уж очень близко к Штефану. Поели, и вдруг Штефан попросил ее потанцевать для них. Эта просьба так поразила ее, что она не сразу нашлась. Какое неслыханное нахальство — весь день издеваться над ней, то оскорблять, то задумать проучить ее довольно гадким способом, то водить ее на веревочке, а потом — танцуй? Какой цинизм, однако. Будет ли он считаться с ней когда-нибудь? Таня никак не могла понять, какие мотивы движут желаниями этого странного человека. Неужели он снова хочет унизить ее? Конца нет его причудам. Она не удивится, если, получив ее согласие, он попросит ее раздеться.

Таня ужасно разозлилась, настолько, что ответила заносчиво:

— Для всех вас не буду. Только для короля, если он хорошо попросит!

Ей пришло в голову сказать так, чтобы досадить Штефану, кроме того, она была уверена, что Василий не будет настаивать, хотя бы даже от скуки. Несмотря на то что ему понравился ее танец тогда, в таверне, он не выносит Таню, один ее вид его бесит.