– «Платьица», – презрительно передразнила Олеся. – У вас рабочий инструмент какой?
– У меня мозги, – подал голос Илюшин. – У Сереги не знаю.
«Вот же сволочь», – привычно вздохнул Бабкин.
– А у артиста – голос и внешность, – отрезала Олеся. – За голос платить не надо, только работай и береги. А вот лицо и фигура стоят дорого. Или вы думаете, зрители желают смотреть на поющих стариков? – она рассмеялась. – Люди безжалостны! Они платят за билет не для того, чтобы им показывали дряхлость. Пусть даже талантливую!
Олеся перевела дух и села. Пылкая ее речь, судя по всему, произвела впечатление. «Медведь» сидел, слегка оглоушенный.
– А еще есть жадность, – уже спокойнее сказала Олеся. – Нет, не до денег. Жадность до новых проектов. Больших возможностей. Настоящий артист такого шанса никогда не упустит.
– А Бантышев – настоящий?
Олеся, не задумываясь, кивнула.
– Не зря же он в Большом пел как приглашенная звезда. Туда кого попало не берут. Вы его партию в «Паяцах» слышали?
Илюшин и Бабкин одновременно покачали головами.
– Вот и я нет, – вздохнула Олеся. И рассмеялась, глядя на их лица.
«Хулиганка», – одобрительно подумал Илюшин.
Она сидела и отрешенно покачивала туфлей, словно мигом забыв и о существовании сыщиков, и о своей пламенной речи.
«Ну что ж, – сказал себе Макар, – лирическую часть мы считаем завершенной. Пора переходить к делу».
– Кто такой Кузбасс? – спросил он.
Гагарина подняла на него непонимающий взгляд.
– Кузбасс? Месторождение такое.
– Нет-нет-нет. Джоник в ссоре бросил Бантышеву, что Кузбасс ему устроит головомойку, если о чем-то узнает.
Олеся надменно повела плечиком:
– Ты бы слушал больше всякую чушь.
– Это не чушь! – пробасил Сергей. – А пересказ прямой речи Рината Баширова.
На хорошеньком личике Олеси отразилось, где она видела Рината Баширова с его прямой речью.
– Джоник пустомеля, – твердо сказала она. – Только гавкать горазд. Был.
– Хочешь сказать, не существует человека с прозвищем Кузбасс, который может быть опасен для Виктора?
Илюшин пристально посмотрел на Олесю. Под его взглядом Гагарина почувствовала себя неуютно.
– Джоник упоминал фамилии реальных людей, но привязывал к ним лживые факты, – объяснила она. – Например, директор радио Кацман и правда существует. Тот еще засранец, между нами! Но Никита Вороной с ним не спит, разумеется. А Грегорович никогда не перекупал ротацию у Муриева.
– Откуда ты знаешь?
Олеся обнажила в усмешке белоснежные зубки:
– О таком все бы знали. Сплетни и слухи у нас разлетаются очень быстро.
– Ты ведь работала с Андреем Решетниковым, правда?
Она кивнула.
– Недолго. Он у меня за связь с прессухой отвечал.
Для Сергея Бабкина, как постоянного клиента тренажерного зала, слово «прессуха» могло означать только мышцы живота. Некоторое время он тщетно пытался понять, каким образом Андрей Решетников мог отвечать за связь певицы Гагариной с ее собственным телом.
Осознав, что речь всего лишь о журналистах, он мысленно сплюнул. Свихнется скоро с этой братией, ей-богу.
– Расскажи про него, – попросил Макар.
Олеся ненадолго задумалась. Или притворилась, что думает.
– Скользкий он, – сказала она наконец. – При этом честный. Не знаю, как в нем это сочетается.
Она хотела добавить, что Решетников из тех людей, от которых постоянно ждешь подвоха. А потом оказывается, что самым большим подвохом было то, что никакого обмана-то и не случилось.
Но взглянула на сероглазого и передумала. Он умный, вот пусть сам и разбирается.
– Ты его уволила?
– Нет, он сам ушел. У нас персонал частенько перетекает от одного к другому. Я не удивилась. Решетников – мальчишечка тусовочный. Всех знает, и его все знают.
– Говорят, он встречался с кем-то, кроме Джоника.
– В смысле – спал? – прямо спросила Олеся. – Ой-ей! Если бы Ринатик узнал, он бы ему ноги из попы вырвал! Не, наш Андрюша не такой. Наш Андрюшенька осторожный! Он себя, голубка, бережет.
– Осторожный – и связался с Джоником? – неожиданно для самого себя сказал Бабкин. – Он же был взрывоопасный, как гексоген.
Илюшин с Гагариной несколько ошарашенно уставились на него. Как будто Сергей был карпом в аквариуме, который внезапно высунул морду наружу и высказал свое мнение о температуре воды.
– Значит, ты не знаешь, с кем у Решетникова могли быть отношения? – уточнил Илюшин.
Как ни внимательно он наблюдал за ее лицом, ему не удалось уловить и тени сомнения или попытки что-то скрыть.
– Вообще не в курсе! – Олеся чистосердечно приложила ладошку к груди. Грудь заволновалась. – Если Андрюшенька на такое осмелился, он шифроваться должен, как советский разведчик в фашистском тылу.
Она взмахнула ресницами и вдруг очень чисто и выразительно пропела:
– Не думай! О секундах! Свысока!
Бабкин непроизвольно глянул на часы. Почти полночь. Время не идет, а скачет галопом, отбивая тонкими заостренными копытцами стрелок минуту за минутой.
– Так кто такой Кузбасс? – вернулся к своей теме Илюшин.
Гагарина пожала плечами:
– Обычный бизнесмен с Урала. Проталкивал свою бездарную дочурку на сцену. Хотел, чтобы Витька ей в этом помог.
– А Бантышев?
– Бантышев отказался. Вот и все.
– А Медведкина? – вспомнил Сергей. – Что-то там было про ночь за миллионы…
Олеся обрадованно хлопнула в ладоши:
– Вот! Вот об этом я и говорю. Наша Танька – дура, конечно, набитая. Но назвать ее шлюхой язык мог повернуться только у Джоника. Мы вообще-то по-всякому друг друга прикладываем, и врем, и соревнуемся, кто выдумает сплетню погнуснее. – Она расхохоталась, нимало не смущаясь. – Но это такая нелепость, что даже обсуждать смешно. Нет, товарищи сыщики. Не там вы ищете. Точно говорю вам, Ринатика этот тролль с переломанным носом укокошил.
2
Едва вежливый охранник закрыл за ней дверь, Олеся кинулась к стационарному телефону, стоящему на тумбочке. Пусть сотовый она вручила Кеше с ухмылочками и подшучиваниями, мол, не вздумай слить газетчикам мои домашние эротические фотографии. Но номер мужа был накрепко отпечатан в ее памяти.
Его она и набрала.
– Ваня! Я не могу тут больше! – выдохнула она, едва муж ответил.
– А я тебе говорил – не ходи, перетопчется твой Богданчик без тебя.